В истории народов были разные январи. В России 9 января — это «кровавое воскресенье» 1905 года. В Казахстане в 2022-м — «январские события» (а в этом году — сильное землетрясение). В Азербайджане в 1990 году случился «черный январь», пишет в своей колонке на «МК в Казахстане» известный поэт Олжас Сулейменов. «Минвал» публикует материал без изменений и сокращений.
Несколько лет назад, когда происходил процесс возвращения Карабаха, один корреспондент спросил у меня: «Вы, конечно, болеете за Азербайджан?». Я ответил: «Азербайджан — это не футбольная команда, чтобы за нее болеть. Для меня азербайджанский народ — по-настоящему родной, а Азербайджан — любимая страна. Поэтому я болею за нее по-настоящему».
***
Я был в Москве 20 января 1990 года. Шла сессия Верховного Совета СССР. Ночью в гостинице меня разбудил телефонный звонок. Ложась спать, я принял снотворное. Мучался в те дни из-за сильной простуды. Три часа ночи. Звонок, судя по звуку, междугородный. Поднял трубку.
Далекий срывающийся голос. Представляется — Бахтияр Вагабзаде. Я знал его. Известный азербайджанский поэт.
— Олжас, в Баку вошли танки! Давят людей! Приезжай, брат! (С таким призывом, оказывается, он звонил в Москву по многим адресам)
Утром, приняв таблетки, я отправился в представительство Азербайджанской ССР. Там на подходе была такая толпа, что я поехал сразу в аэропорт. Рейсы в Баку отменены. Пользуясь депутатским мандатом, добился места в военно-транспортном самолете.
В Баку прилетели уже к ночи. Выходили из самолета по приставной лестнице. Все пассажиры были без багажа. И в город ни на чем не добраться: ни автобусов, ни такси. Выручили военные, довезли до ближайшей станции метро. Спустился по пустому эскалатору. В метро ни души. На вагонных дверях поезда — черные траурные ленты. Механический кондуктор называет станции. Я помнил название нужной мне площади, где была гостиница, в которой я останавливался в свои прежние приезды.
Вышел из поезда, поднялся наверх. Пустая темная улица. Услышал стук шагов. Подошел военный патруль. Офицер попросил предъявить документы и показал, в какую сторону двигаться.
Высокий многоэтажный отель, сплошное стекло. Ни одного освещенного изнутри окна. Постучал в стеклянную дверь. Там возникло лицо пожилого человека: «Олжас! Сулейменов!..». В те месяцы TV по всей стране целыми днями транслировало заседания Верховного Совета СССР.
Двери распахнулись, и целая группа работниц отеля, обнимая, что-то высказывая, проводила меня до номера.
Лифты не работали. Я попросил номер на втором или третьем этаже. Они замахали руками: «Нельзя! Надо высоко!». Довели меня до 11-го. «Сюда не поднимутся!»
В номере включили свет. Я увидел на полу несколько автоматных пуль. «Здесь совсем немного! На нижних этажах много. Они с площади во все стороны стреляют. И по гостинице. Пьяные, наверное!»
Приготовили горячий чай, вызвали фельдшера Закира Мамедова. Он потом несколько раз делал растирание спиртом: на градуснике — 38. Часть следующего дня я пытался понять, что происходит в Баку. Ко мне в номер стали еще с ночи тайком являться гости: пришел Абульфаз Алиев, филолог-арабист, недавний диссидент, ставший лидером «народного фронта» и взявший псевдоним «Эльчибей» («посланник народа»). За ним в те дни шла настоящая охота. Именно его власти считали виновником волнений.
В условиях распадающейся страны в битву за власть вступили и речистые филологи, умевшие «толпу поднимать одним словом». В Грузии таким оказался сын писателя Константина Гамсахурдиа Звиад, в Азербайджане — Абульфаз Алиев. Они поначалу умело пользовались вакуумом власти.
***
В Баку официальным руководителем на волне перестройки стал Абдулрахман Везиров, который оказался не в силах справиться с новыми вызовами. На той же волне возник и «народный фронт» во главе с Эльчибеем.
Кровь в Баку уже пролилась. Именно «народный фронт» призвал строить в городе баррикады, а вошедшие следом танки сокрушили их и заодно подавили припаркованные вдоль улиц автомобили. Некоторые — с пассажирами. Эльчибей горячо утверждал, что является противником всякого насилия, а причины трагедии кроются в имперских амбициях Москвы.
Я дозвонился до местного ЦК, сообщил о своем приезде. За мной прислали машину. Эльчибею предложил подождать в моем номере, где он был в безопасности.
Прибыл в ЦК Азербайджана. В кабинете Первого секретаря находились председатель Верхней палаты союзного Парламента Примаков и министр обороны, маршал Язов. Сам хозяин кабинета отсутствовал — ушел в отставку, а нового еще не избрали.
Я поговорил с собравшимися. Сказал, что представляю группу депутатов, которым буду докладывать о том, что здесь происходит. Примаков, конечно, знал: меня никто официально не командировал в Баку. Но был уверен: выступлю, доложу свои наблюдения и выводы всему депутатскому корпусу. И на всю страну.
Рассказал, что Эльчибей в моем номере: «Он помогает мне войти в обстановку. Получаю информацию, так сказать, прямо из первых уст».
— Вы знаете, что руководители боевого крыла «народного фронта» уже арестованы? — спросил Примаков.
— Абульфаз не из их компании, он ни к каким военным действиям не призовет. Филолог, интеллигент, демократ. Прошу дать указание его не арестовывать, а привлечь к работе по урегулированию создавшейся обстановки.
— Хорошо, только пусть переберется в другой номер: нечего притеснять больного депутата. Поработаем здесь, а в Москву потом вылетим вместе.
Я вернулся в гостиницу. А через некоторое время звонит председатель Правительства Азербайджана:
— Олжас-мугалим, газеты уже три дня не выходят. Журналисты и печатники на службу приходят, но не работают. Название этому придумали — «Бакинская забастовка». У нас авторитетов не осталось. Никого не слушают. Просим встретиться с журналистами и печатниками, вас они уважают.
Приехал в печатный цех самой большой типографии, выступил:
— Газеты молчат, и народ не знает, что произошло. Мир полон самыми нелепыми слухами. Ваш профессиональный долг — рассказать всю правду. Никто не будет вам препятствовать, цензура отменяется.
Из толпы вышел почетный печатник:
— Олжас-бей, мы благодарны вам за то, что вы приехали. Знаем, что, когда танки по бакинским улицам шли и стреляли, наши поэты самым известным писателям в Москву звонили. Только все они почему-то сразу «заболели». А вы больной приехали. Вы — наш брат, и потому ваш призыв мы услышали. Будем выпускать газеты. Кроме одной — «Коммунист Азербайджана». Мы все из этой партии позавчера вышли.
Отвечаю:
— Я знаю настоящих коммунистов в вашей стране. И тех людей, которые способны найти выход из этой тяжелой ситуации. Жаль, рядом нет Гейдара Алиева. Он бы не допустил того, что произошло позавчера. Это сделали не коммунисты, а члены партии. Плохие члены. А настоящие коммунисты ждут свою газету. Она расскажет им всю правду о 20 января.
На следующее утро в номере зазвонил телефон. На проводе снова был глава Правительства:
— Спасибо, дорогой брат! Сегодня все газеты вышли. Даже «Коммунист Азербайджана». Как ваше здоровье? Тогда еще одна просьба — запустите телевидение. Пожалуйста!
Поехал в телецентр. Там, в зале, где собрались журналисты, увидел генерала Варенникова, командовавшего сухопутными войсками страны. Скорее всего, это именно он дал приказ на жесткое подавление беспорядков. И сейчас ему в том зале, наверное, приходилось не очень комфортно. Телевизионщики знали, что газеты уже вышли.
Я выступил:
— Да, произошли трагические события, и вы должны дать им честную оценку. Похоронены первые жертвы. Вчера избран новый руководитель республики Аяз Муталибов. Однако люди об этом не проинформированы, потому что газеты промолчали и телевидение не сказало ни слова. Я знаю, что у вас есть кассета с записью выступления нового Первого секретаря, а вы ее не пропускаете в эфир.
Следом выступил главный активист:
— Мы эту кассету дадим в эфир, но только после вашего выступления.
— Нет, — ответил я. — Мне, гостю, не подобает брать слово перед хозяином. Нас так учили с детства, и нарушить этот порядок ни вам, ни мне нельзя. Я согласен выступить, но при одном условии — если вы мои слова дадите в эфир сразу после выступления товарища Муталибова.
В Баку заработало и телевидение.
***
После отставки Муталибова в 1992 году президентом был избран Эльчибей. Но ненадолго. Народу требовался не вождь, умеющий заводить толпу на митингах, а политик-организатор, способный взять на себя ответственность за решение тяжелых проблем. В 1993-м под давлением внутренней оппозиции и после серии провалов Эльчибей оставил свой пост и покинул Баку.
В Азербайджане случилось бы еще больше бед, если бы не вернулся к власти Гейдар Алиев — один из немногих мудрых руководителей и настоящих лидеров ХХ века, добрая память о которых переживет века.
В прошлом году Азербайджан отмечал столетие со дня его рождения. А в эти дни страна вспоминает о своем «черном январе».
