Minval.az представляет интервью с российским политологом Дмитрием Евстафьевым.
— США стали первой страной, которая официально открыла собственное посольство в Иерусалиме. Как Вы считаете, каковы практические выгоды от этого шага для Израиля и США?
— Никаких. Но имиджевые дивиденды от этого шага огромны. Трамп доказал, что он способен выполнять предвыборные обещания не только во внутренней, но и во внешней политике. Сильный ход, который, кстати, неплохо «взболтал» проамериканские арабские режимы, которые, как например, в Египте или Иордании, не говоря уже о Саудовской Аравии, свято верили в том, что вектор, который сформировал Дж.Буш-младший и по которому с еще большей последовательностью шел Б.Обама, вечен. Не вечен. Теперь в ряде арабских столиц воцарилось такое глубокое скорбное молчание – не осудить шаг США нельзя, а, осудив, можно лишиться поддержки, причем, не только моральной, как в случае с Иорданией.
Как говорил один персонаж российского бизнеса 90-ых, нужно каждый день доказывать свое право быть акционером компании. Так и арабским режимам придется теперь каждый раз доказывать – и деньгами тоже, одних политических заявлений мало – свое право быть американскими союзниками.
Другое дело, что в практической политике Д.Трамп куда более прагматичен, нежели в Твиттере, поэтому я не уверен, что «открытый счет» Израилю, закрытый Америкой после Второй ливанской войны, вновь открыт. Но то, что в Израиле воспрянут те, кто искренне считает, что с точки зрения международных гарантий, достаточно отношений с США, — точно. И на этом фоне, думаю, мы станем свидетелями усиления военной активности в регионе.
— Как уже заметил президент Турции Эрдоган, резолюции ООН предусматривают отказ от любых шагов по изменению статуса Иерусалима, гарантированного международными соглашениями. Согласны ли Вы с его утверждением и, если да, то можно ли говорить о том, что ООН окончательно потеряла статус организации, резолюциям которой стоит придавать значение?
— Справедливости ради надо сказать, что то, что Израиль последовательно игнорирует резолюцию по статусу Иерусалима, ни Турцию, ни лично Эрдогана не смущало, пока Турция была верным союзником Израиля. В этом и суть всех этих политических маневров: абсолютная ситуативность, при которой забывается, что случилось и, тем более то, что было сказано вчера, но всегда можно поднять документ 50-летний давности, который, по сути своей, вообще-то уже слабо актуален (хотя бы потому, что изменилась демография) и использовать его во внешней политике. Этот внешнеполитический постмодерн одновременно проявляется и у Эрдогана, и в деятельности ООН. И тот, и другая существуют здесь и сейчас и немного в прошлом, но никогда не в будущем. Причем, у Эрдогана это получается много лучше.
В этом и проблема ООН – понятно, зачем эта организация была нужна, не очень понятно, зачем она нужна сейчас, и, кажется, она совершенно не нужна на будущее. Главной же проблемой становится нарастающая автономность секретариата ООН и рабочих органов организации от стран-членов. Конечно, когда Генеральный секретарь ООН А.Гутерреш пытается играть самостоятельную политическую роль это лучше, нежели когда Пан Ги Мун превратил пост генсека ООН в подразделение американского госдепа, но, тем не менее… Мы же не хотим, чтобы вернулись времена Д.Хаммаршельда, когда глава ООН прямо игнорировал мнение членов СБ? А при сохранении ситуации политической «войны» постоянных членов СБ ООН, такое развитие ситуации вполне возможно.
Вся проблема, впрочем, не в конкретных персоналиях. И даже не в перезревшей реформе ООН, особенно учитывая, как нам подсовывают варианты реформирования, то «под Германию», то «под Индию», то «под Бразилию», хотя новая структура ООН должна отражать новую архитектуру мира, а не желание повысить статус некоторых государств. Вопрос в том, что на сегодняшний день отсутствует даже минимально внятная общая повестка дня для «мирового сообщества», нет единого вектора развития. В результате, деятельность площадки под названием ООН превращается в череду тактических склок, причем, склок разнонаправленных и бессмысленных, поскольку результат этих склок понятен заранее.
— В свое время покойный лидер ООП Ясир Арафат заявлял, что, Израиль декларирует политику, ставящую своей целью воссоздание Израиля в мифических границах времён царя Соломона, и собирается занять территорию современных государств Иордании, Сирии, Саудовской Аравии и Ирака. Как вы считаете, есть ли вероятность реализации данного плана в долгосрочной перспективе, и не является ли происходящее ныне в Сирии частью этого плана?
Отчасти Я.Арафат был прав. В руководстве Израиля в тот момент, действительно, были люди, которые мыслили именно такими категориями. Достаточно вспомнить Элияху Бен-Элисара. Но с тех пор прошло уже много лет, и абсолютное большинство «системных» израильских политиков далеки от тогдашнего мессианства и крупных геополитических концепций. Вряд ли их можно назвать прагматиками в полном смысле слова, но это уже куда большие реалисты, нежели прежнее поколение лидеров, которое, и правда, верило в глобальное «предназначение» Израиля. Да, конечно, и нынешнее поколение израильских политиков свято верит, что Израилю во внешней политике дозволено существенно больше, чем другим странам. И, конечно, все они продукт своего геополитического пространства, буквально «кожей» ощущающие уязвимость страны перед внешней угрозой. Отсюда и не всегда рациональные действия в отношении Ирана. Но они, скорее, нацелены на обеспечение выживания страны в нарастающе сложном геополитическом окружении (кто бы мог подумать еще 25 лет назад, что стратегически Саудовская Аравия для Израиля будет ближе, чем Турция?). При, подчеркну, не до конца железобетонных, становящихся флюидными гарантиях со стороны США и Запада в целом. Отсюда и все более сложные схемы обеспечения безопасности Израиля: от готовности нейтрализовать угрозу «малой кровью, могучим ударом», до натравливания одних врагов на других, причем временными «друзьями» становятся враги, по сути, большие. Дилеммы политики безопасности Израиля слишком сложны, чтобы всерьез думать об экспансии. Кстати, отсюда и тяга к общению с Москвой – внятная позиция Кремля это для израильтян, как глоток свежего воздуха в мире тумана, который они сами же и нагнали во многом.
— Как Вы оцениваете вероятность военного конфликта между Израилем и Ираном?
— Вероятность очень высока, причем, как в форме обмена дистанционными ударами, так и в гибридной форме, с использованием проиранских военизированных формирований. Конечно, Сирия – кажется вполне удачным местом, чтобы выяснять отношения, особенно израильской элите. Тем более что ее большая часть свято верит, что США поддержат Израиль в любой, даже самой сложной ситуации. Израиль рассчитывает, что сможет ограничить конфронтацию территорией Сирии при точечных ударах по инфраструктуре на территории самого Ирана, которые можно будет «закамуфлировать» под действия США, что, собственно, тестировалось Израилем в ходе последних налетов на Сирию. Не уверен, что Израилю удастся избежать удара по своей территории и что ответ проиранских сил будет столь же лапидарен, как и в прошлые разы. Для иранского руководства конфронтация с Израилем становится инструментом сдерживания США. Своего рода условный «Халхин-гол» — малый конфликт для сдерживания более крупного и оно вполне может пойти на эскалацию. Тем более что традиционное деление иранской элиты на триаду реформаторы/консерваторы/радикалы в случае Израиля и, тем более, нападения Израиля на территорию Ирана будет неактуален.
— Как далеко зайдет конфликт между Израилем и Турцией?
— Думаю, что обе стороны понимают, что после завершения «сирийского проекта», где сторонам не удалось добиться своих целей, им нужно размежеваться, чтобы потом, — похоронив неприятные воспоминания о взаимодействиями с не самыми приятными людьми и группировками, вновь объединиться, но уже на менее стратегической базе, без какого-то «большого проекта», а чисто прагматически. Как, собственно, это всегда и было. Но для этого сторонам придется пройти через некоторый период «демонстрации принципиальности», что и происходит сейчас. На мой взгляд, если не вмешаются внешние факторы – например, если конфронтация Израиля и Ирана затянется и приобретет жесткий характер–то этот период вряд ли затянется надолго. Тем более коротким он будет, если у Эрдогана возникнут внутренние проблемы, а его статус изменится. Насколько я понимаю, на это сейчас очень надеются в Израиле.
— Чем все происходящее чревато для стран Южного Кавказа, включая Азербайджан, а также для России?
— Главная угроза очень проста: дестабилизация Ирана вызовет естественный и неконтролируемый сдвиг вектора дестабилизационной активности радикального исламизма в направлении Каспия. Пока удается удерживать исламистов в Афганистане, хотя и там ситуация приобретает нехорошую динамику. США и их союзники с трудом удерживают умеренных салафитов, хотя зачем-то сотрудничают с неумеренными в Сирии и Ираке. Вектор на Афганистан для «миграции» исламских радикалов возник только потому, что туда проще имплантироваться в силу ослабленности органов государственной власти. Но если значения Ирана, как барьера будет ослаблено (либо войной, либо санкциями, либо ослаблением органов государственной власти и гибелью части руководства в результате ударов США и Израиля), то радикальные исламисты пойдут туда, где больше экономические перспективы, где есть что взять. И где можно сесть на важнейшие транзитные пути.
Акпер Гасанов
