После «советизации» Азербайджана обычаи «кровной мести» сохранялись даже среди коммунистов
В декабре 1926 г. Центральная Контрольная Комиссия (ЦКК) ВКП(б) получила из Азербайджана телеграмму о том, что выездная сессия Бакинского Народного Окружного Суда (БНОС) «несправедливым пристрастным приговором возобновила вражду» в с.Кюрдамир Геокчайского уезда, корни которой исходили к имевшему место ранее убийству 16 крестьян. Сообщалось, что 200 крестьян из с.Кюрдамир в панике и собираются бежать из села.
Москва была обеспокоена, и поэтому заявление с просьбой разобраться было переслано в Закавказскую Краевую Контрольную Комиссию (ЗККК), а оттуда – в ЦКК Компартии Азербайджана. Ввиду того, что в жалобе речь шла о действиях коммунистов, ЦКК АКП(б) создала комиссию в составе Пронина, Кязимова и Матвеева, которая выехала на место и опросила множество свидетелей.
Вскоре столичной комиссии стало ясно, что речь шла о самой настоящей вендетте, корни которой тянулись еще в «николаевские времена», и которая плавно вписалась в новую эпоху.
В центре интриги была фигура некоего Мустафы Гейдар оглы. Согласно показаниям односельчан, этот человек, который был родственником или другом десятков кюрдамирцев, в царское время занимался убийствами и грабежами. Вернувшись в родные места, закаленный 10-12 годами каторги, Мустафа в «мусаватское время» не примыкал ни к одной политической партии и «вел себя как кочи, все его боялись».
Но пришла Советская власть, для которой каторжник был «социально близким элементом». В 1920 г. Мустафа вступил в компартию и был назначен начальником милиции. По всей видимости, бывший «кочи» взялся за дело круто и бескомпромиссно.
В числе прочего, в 1921 г. он разоблачил хищения барамы (коконов шелкопряда), а затем и отследил, куда они сбывались. Как оказалось, тем самым он перешел дорогу семье Кадировых и Мусаевых, которые были в родственных отношениях с преступником и состояли в активистах Компартии. Те отомстили в духе новых времен: обыграли его уголовное прошлое царских времен и добились исключения Мустафы из партии. За этим, естественно, последовало увольнение его с должности начальника милиции. С тех пор, если где-нибудь в районе совершались кражи и ограбления, то в них обвиняли родственников Мустафы.
Мустафа не остался в долгу и, по мнению своих неприятелей, питал «неприязнь почти ко всем партийцам» и «старался запачкать» их за то, что его исключили из партии. Под «пачкать» подразумевался сбор компрометирующей информации обо всей этой группе коммунистов, особенно Ризване Омарове, который одно время работал председателем Кюрдамирского райисполкома. Мустафа раскрыл его преступления, в частности избиения крестьян и изнасилование. Омарова сняли с должности и взяли под стражу. И хотя потом Омаров и был оправдан судом, но с тех пор больше на административные должности не назначался, что говорит само за себя.
Естественно, это не прибавило у Омарова любви к Мустафе, зато привлекло к нему часть Кюрдамирской партячейки, несмотря на его беспартийный статус. Частично это было связано с тем, что группа Кадирова и Омарова была известна своими злоупотреблениями — например, могли забрать товар из чьей-нибудь лавки и не заплатить. Возможно, это была и зависть однопартийцев к тем, кто смог сделать на своем членстве в АКП(б) карьеру и по уровню доходов выбился из бедняков в «середняки». Такую версию осторожно озвучил заведующий Орготделом Геокчайского Укома АКП(б) М.Мирсалиев.
Как бы то ни было, в селе усилиями местных коммунистов возникли интриги и противостояние. На этом фоне убийство неизвестными в ночь на 21 июля 1922 года в с.Кюрдамир члена Компартии, комсомольца Ширали Омарова – родственника Ризвана было воспринято как дело рук группы Мустафы.
Власти сразу же придали убийству политический характер, и в село была выслана комиссия в составе предуездисполкома Эюбова, народного судьи Садыхова и начальника милиции Мамедова. Комиссия создала вооруженный отряд из коммунистов во главе с Абдул Баги Багиевым, которым было арестовано до 40 подозреваемых, в том числе и Мустафа Гейдар оглы.
Мустафе и его родственнику Мусе Меликова повезло в том, что их отвезли по железной дороге в Геокчайскую тюрьму. Они оказались на нарах, но зато вне досягаемости родственников убитого. Другим повезло меньше.
30 июля для отправки в тюрьму были переданы очередные 16 человек. Но с ними возникла естественная (а может, и умышленная) накладка: порожнего вагона на станции не оказалось, и потому Багиев перепоручил доставку арестованных конному конвою из 8 человек. Арестованных крепко связали по двое, приставили к каждому конвоира и отправили в Гёйчай пешком вдоль полотна железной дороги. Некоторое время их сопровождали, кроме конвоиров, также члены партийного отряда из Кюрдамира, но потом отстали.
До уездного центра арестованные так и не добрались. Впоследствии было установлено, что около разъезда Карабуджаг они были расстреляны конвоирами. После этого конвоиры, не сообщив никому о происшествии, спокойно «напились чаю и отдохнули» в близлежащем селе. Лишь на рассвете следующего дня конвойный отряд прибыл в Геокчай и доложил о случившемся ответственному секретарю укома Гаджиеву. Тот потребовал письменный рапорт. 1 августа до места происшествия добрались милиция, следователь, врач и другие лица и составили протокол.
Как оказалось, все 16 были застрелены насмерть – по словам конвоиров, при попытке к бегству. Это было неправдоподобно, т.к. арестованные были связаны друг с другом и пешие, в то время как охранники были на лошадях и легко могли бы их догнать и остановить, хотя бы некоторых. Очевидно, что имела место хладнокровная расправа.
По селу поползли слухи. В частности, кюрдамирцы считали, что в расстреле 16-ти принимали участие не только конвоиры, но и родственник убитого Ризван Омаров, а также Абдурахман Умидов, отца которого в старые времена убил один из арестованных. Таким образом, речь шла о вендетте, причем осуществленной не темными сельчанами, а коммунистами.
Вскоре Мустафа Гейдар оглы, доказав свою непричастность к убийству, вышел на свободу, а пятерых из 8 конвоиров, наоборот, отдали под суд. За самочинный расстрел, 20 марта 1924 г. Бакинский Народный Окружной Суд приговорил Ага Мурсал оглы, Дуньямалы Гаджи оглы, Фатуллу Ага-Али оглы, Ханкиши Эйваз оглы и Нурали Алескер оглы к расстрелу, причем отказал в применении к ним амнистии в честь 5-й годовщины Октябрьской революции.
Все приговоренные были коммунистами из гёйчайских селений Ахтачи и Джарли. Едва ли они имели какие-то личные счеты с кюрдамирцами или же решились бы на самоуправство без приказа со стороны авторитетных для них людей. Однако за 20 месяцев следствия этот момент следователем прояснен не был.
Таким образом, Умидов и Омаров, которых молва считала вдохновителями расправы, наказания избежали. Мустафа продолжал с ними конфликтовать, мстя уже не только за исключение из партии и увольнение с работы, но и за свой арест.
В 1926 г. произошло покушение на жизнь Умидова. Подозрение практически сразу пало на неких Али Абдул Рахман оглы, Самида Зарбали оглы и Гасана Сеид оглы. Ведь среди расстрелянных были отец и дядя Али, брат и племянники Гасана. К делу подключили и Мустафу, которого посчитали подстрекателем покушения, так как арестованные были близкими к нему людьми. Всех четырех арестовали и осудили за покушение на убийство.
И вот тогда-то и появилась телеграмма, которую кюрдамирцам за 2 рубля написал русский железнодорожник. Инициатором ее был Гейдар Нух оглы, у которого в числе 16 были расстреляны 10 родственников, и который после покушения тоже одно время был под арестом. Кто-то подписался сам, чье-то имя вписали арабицей под русским рукописным текстом.
Пассаж о «паническом бегстве» 200 сельчан был включен, чтобы центр быстрее выслал авторитетную комиссию». На самом деле никто из родственников «16» никуда не бежал и не собирался никуда переселяться. После детального подсчета, комиссия насчитала всего 86 родственников убитых, из которых немало было отказавшихся от своей подписи или поддержки заявления.
Остался неясным и вопрос о том, был ли виновен Мустафа с товарищами. Кто-то считал, что его оговорили, кто-то уклонялся от ответа. А сам Гейдар Нух оглы и вовсе списал фразу о необоснованности приговора на составившего текст русского: «Как видно, писавший заявление ошибся, написал о невиновности Мустафы и др. Этого я не говорил и не просил это писать». Похоже, что родственников убитых больше интересовала уже не судьба Мустафы, а собственная безопасность, так как преследования не прекращались.
Во всем остальном факты подтвердились, и комиссия 22 марта 1927 г. отметила это в своих выводах. В документе подтверждалось, что кюрдамирские ответственные работники Ризван Омаров и братья Джахан и Абдул-Али Кадыровы занимались интригами, как в самой ячейке, так и на селе, особенно после их увольнения с работы, не оставляя в покое родственников 16-ти. Признавался и факт кровной вражды, «укоренившийся» после бессудного расстрела коммунистами 16 сельчан.
На этом комиссия посчитала свою работу законченной, не предлагая никаких рекомендаций. Впрочем, их было трудно сделать — настолько эта вендетта не вписывалась в то «светлое будущее», в которое тянула азербайджанскую глубинку новая власть.
В этом деле, как в капле воды, отразилась глубина непонимания большевиками реалий Азербайджана и их стремление осуществить свои планы волевым усилием. Вспомним, как приняли в компартию и назначили начальником милиции настоящего уголовника-кочи; как вчерашнего бедняка с замашками хулигана и насильника допустили к кормушке, назначив главой районной исполнительной власти; как он окружил себя интриганами и расхитителями общественного имущества; как стремление одного-двух партийных функционеров свести старые счеты привели к бессудной казни и превратили во врагов Советской власти 86 родственников казненных односельчан. Партийный билет в кармане не мог сделать ангелами или прибавить таланта тем людям, которые жили обычаями средневековья… И при этом высоко образованные, опытные национальные кадры высылались из республики, увольнялись во время чисток, арестовывались…
Трудно представить такие профанацию и беззаконие как при царской власти, так и при АДР. Зато понятно, почему спустя несколько лет в Азербайджане вновь, как и в 1920-21 годах, вспыхнули такие крестьянские восстания, как Нухинское. Но это уже другая тема.
Эльдар Зейналов.
