Прошедший год стал для Владимира Путина невероятно удачным. Инициатива, связанная с контролем над химическим оружием в Сирии, достигнутые в Женеве промежуточные договоренности с Ираном, срыв подписания соглашения об ассоциации Украины с ЕС и использование Эдварда Сноудена для ослабления евроатлантических связей — это самые яркие победы российского президента за последние месяцы. Благодаря им Россия подтвердила свой статус державы регионального (или даже надрегионального) уровня: она продемонстрировала более сильным партнерам, что без ее участия невозможно разрешить самые острые мировые конфликты, и доказала, что способна защитить свои интересы в том числе за пределами своей традиционной сферы влияния. Между тем вопрос о том, насколько долговременным будет этот позитивный для Кремля тренд, остается открытым. История дает нам немало примеров того, что воля правителя и обращение к последним дремлющим в государстве жизненным силам могут способствовать наступлению кратковременного ренессанса. Неслучайно многие историки называют последний взлет Речи Посполитой, увенчавшийся победой в Венской битве, «сарматским бабьим летом». Может быть, этот определение подходит и путинской России?
Даже беглый взгляд на природу последних успехов Кремля заставляет задуматься об объемах их финансирования. В плане Украины говорится о кредите в 15 миллиардов долларов и больших скидках на газ (конечно, данная помощь будет выделяться траншами и на конкретных условиях). В контексте Сирии определить объем средств, идущих на разные цели, начиная с потока оружия из Мурманска в Тартус и Латакию и заканчивая комплексным кредитованием функционирования режима Асада в полностью разрушенном войной государстве, сложно. В обоих случаях речь идет о больших деньгах. Ренессанс российского империализма, таким образом, имеет преимущественно дотационный характер. Сирийский и украинский примеры для этого явления показательны не в полной мере, поскольку оно выступает в различных формах. Для некоторых политических образований, например, Южной Осетии, экономика которой держится на заводе минеральных вод, финансовая помощь Кремля — это sine qua non выживания, другим она позволяет процветать, не проводя никаких реформ, как Белоруссии.
В долгосрочной перспективе эту систему поддерживать будет сложно. Российская экономика имеет сырьевой характер и зависит от мировых цен на нефть. В данном контексте на ней не сможет не отразиться американская сланцевая революция, следует заметить, что Международное энергетическое агентство регулярно снижает прогнозы на цену барреля черного золота. Помимо прочего России угрожает демографическая катастрофа (естественный прирост населения, отмеченный в этом году, уже был использован Кремлем в целях пропаганды, однако в демографическом смысле он представляет собой эхо предыдущего пика рождаемости, который будет постепенно сходить на нет) и риск дестабилизации из-за уменьшения доли представителей славянских народов в структуре общества.
Эти факторы в значительной мере определят будущее российской экономики, бичом которой стала коррупция и отсутствие инновационности (одно Сколково погоды здесь не делает). Впрочем, уже сейчас подавляющее число экономических прогнозов говорит о начале рецессии.
Негативные экономические тренды будут все сильнее ограничивать как Путина, так и другие деятельные силы, которых в России всегда было с избытком. Тем самым сохранение прежней модели функционирования так называемой сферы российского влияния станет невозможным. Кремль начал это осознавать уже сейчас, переходя от субсидирования постсоветских республик к иным формам экономического сотрудничества (Таможенный союз). Однако и они работают плохо. В этом смысле третий президентский срок Владимира Путина может оказаться российским «бабьим летом», после которого Россия в ее сегодняшней форме, как Речь Посполита после эпохи Яна Собеского (Jan III Sobieski), начнет постепенно клониться к закату.
