У азербайджанцев в последнее десятилетие появилось ехидное выражение «analoquolmayan» (не имеющий аналогов). Под этим обычно подразумевается какое-то сомнительного свойства «уникальное» достижение, которым наша страна якобы отличается от других.
Одним из таких достижений является официальное отсутствие в Азербайджане такого явления, как пытки. Этим не может больше похвастаться ни одна из полусотни стран Европы. За те 16 лет, что пытка стала считаться уголовным преступлением, в Азербайджане не был выявлен и наказан по соответствующей статье ни один истязатель. Но за счет чего достигается это чудо?
Начнем с того, что наши законодатели никак не могут принять совет скопировать определение пытки в том виде, в котором оно общепринято и приводится в статье 1 Конвенции против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания ООН: «Пытка означает любое действие, которым какому-либо лицу умышленно причиняется сильная боль или страдание, физическое или нравственное, чтобы получить от него или от третьего лица сведения или признания, наказать его за действие, которое совершило оно или третье лицо или в совершении которого оно подозревается, а также запугать или принудить его или третье лицо, или по любой причине, основанной на дискриминации любого характера, когда такая боль или страдание причиняются государственным должностным лицом или иным лицом, выступающим в официальном качестве, или по их подстрекательству, или с их ведома или молчаливого согласия».
Например, в 2000-2012 гг. пытки определялись статьей 133 Уголовного Кодекса как «причинение физических или психических страданий путем систематического нанесения побоев либо иными насильственными действиями», но только если это не повлекло последствий, указанных в статьях об умышленном причинении тяжкого вреда здоровью (опасного для жизни человека) или менее тяжкого вреда здоровью (не опасного для жизни потерпевшего и не повлекшего последствий). Теперь представим себе причинение жертве неких физических страданий, которые не оставляют последствий, т.е. не фиксируются экспертизой, и попробуйте их доказать. А если последствия есть, то это уже не пытка. На этот нонсенс неоднократно указывали правительству при рассмотрении его отчетов в ООН.
Наконец, вняв критике международных организаций, в 2012 г. злополучную статью 133 переименовали в «Причинение истязаний», а пытке дали новое определение в статье 293 УК: «Под «пыткой» подразумевается причинение сильной физической боли или же психических мучений, чтобы получить от этого или иного лица информацию или признание, или запугать его или иное лицо, наказать его самого или другое лицо за совершенное им действие или действие, в котором оно подозревается, принудить совершить какое-либо действие против желания или же по какой-то причине, основанной на дискриминации». Как видим, и это определение похоже на определение ООН, но тоже не вполне ему соответствует.
Но с принятия этой поправки прошло 4 года, а за пытки опять же никто не был осужден. В чем же дело?
По-видимому, в том, что расследование пыток возложено на прокуратуру. Ведь это тот же самый орган, который ответственен зазаконность следствия и поддержание в суде государственного обвинения. Согласно уголовно-процессуальному законодательству, доказательства (информация и признания), полученные с нарушением закона, в том числе с помощью пыток, должны быть исключены из рассмотрения. А ведь часто именно на таких признаниях у нас и построено все уголовное дело. Заинтересована ли прокуратура торпедировать уголовное дело признанием факта пыток во время следствия? Едва ли.
В Азербайджане функция Национального механизма по предотвращению пыток с 2009 г. возложена на аппарат Уполномоченного по правам человека (омбудсмена). Изучение ежегодных отчетов этой структуры показывает, какой бывает на деле реакция правоохранительных органов на обращения омбудсмена о пытках.
Так, в отчете за 2010 г. констатируется: «Неопровержимым фактом является то, что по результатам проверки информации, изложенной в жалобах, связанных с пытками и другими жестокими, бесчеловечными или унижающими достоинство видами обращения и наказания, как правило, сообщалось о том, что указанные в жалобе обстоятельства не подтвердились. При этом в качестве причин делались ссылки на отсутствие свидетелей во время и на месте совершения действия, следов телесных повреждений, доказательств нанесения повреждений со стороны лиц, исполняющих должностные обязанности, информирования об этом, а также, несвоевременное проведение судебно-медицинской экспертизы и другие».
Омбудсмен констатирует «солидарность полицейских, прокурорских и судебных органов. Именно по этой причине в большинстве ответов, поступавших на запросы, отправленные в обладающие соответствующими полномочиями структуры в связи с необходимостью проверки изложенной в жалобах информации о нарушении права на защиту чести и достоинства, о пытках и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания, как правило, сообщалось о том, что указанные в жалобе обстоятельства не подтвердились. В то же время, соответствующие должностные лица были привлечены к дисциплинарной ответственности и наказаны, правда, с указанием причин наказания, не связанных с предметом жалобы».
В отчете за 2012 г. тоже говорится о том, что при посещении тюрем «были выявлены и некоторые недостатки, в связи с которыми делались обращения в соответствующие структуры, а в случае необходимости, к Генеральному прокурору Азербайджанской Республики.Изучение ситуации в этой сфере выявило и то, что некоторым чиновникам, путём запугивания, наказания, решения проблемы во время разбирательства по ней или же, посредством обещания решить проблему, получения от заявителя объяснительной об отсутствии жалобы или же о пребывании последнего в «нервном» состоянии во время написания жалобы, удавалось добиться отказа заявителя от жалобы».
В отчете Омбудсмена за 2014 г. отмечается, что, «как и в предыдущие годы», МВД не зарегистрировал фактов пыток или жестокого обращения. Однако некоторые из полицейских все же были наказаны – не за пытки, но за «грубое обращение с гражданами» (133 случая), «необоснованные приводы и содержание в полиции» (69) и т.п. В итоге, 343 сотрудника были привлечены к административной ответственности, 21 – уволен, 37 – освобожден от занимаемой должности, к 285 применены другие дисциплинарные меры. Но ни один полицейский не был наказан в уголовном порядке.
При посещении изоляторов временного содержания (ИВС), сотрудники омбудсмена тоже «выявили ряд недостатков», о которых было сообщено в прокуратуру, МВД и МНБ. Как затем сообщило МВД, в ИВС тем не менеее «не были зарегистрированы случаи нарушения прав человека». Однако 77 сотрудников были наказаны в дисциплинарном порядке, из них 8 уволены из органов внутренних дел, 2 – сняты с должностей, к 67 приняты другие меры.
В устах государственного чиновника такого рода признания равносильны громогласному «Бухенвальдскому набату». Переведем их на человеческий язык. Сотрудники Национального Превентивного Механизма при посещении тюрем, главным образом полицейских, из года в год обнаруживают «недостатки», причем такие, которые тянут на уголовное дело. В числе их – и случаи предположительного жестокого обращения и пыток. Ни один из них затем «не подтверждается», причем в качестве причин упоминаются и несвоевременное проведение медицинской экспертизы, и отказ заявителей от своих жалоб под давлением чиновников.
Однако меры к виновным применяются — правда, не по Уголовному Кодексу, а по собственным неписанным правилам, в которых самое тяжелое наказание – увольнение из органов внутренних дел. Такую ситуацию на Западе уже окрестили «справедливостью переходного периода» (transitional justice), и она работает…
Можно было бы ожидать, что после перевода из полиции в следственный изолятор жертвы пыток и жестокого обращения попытаются пожаловаться, и это иногда наблюдается. Но в большинстве случаев, жертвы хранят молчание, тем самым помогая сокрытию совершенного против них преступления.
Помню, как покойный коллега Эльчин Бехбудов несколько лет назад собрал по полицейским участкам около сотни вполне конкретных жалоб на пытки и представил их в ООН и другие международные структуры. Впоследствии все эти люди отказались от своих жалоб, даже те двое, следы пыток на телах которых были запечатлены на мобильный телефон Бехбудова. Жалоб были сотни, но никто из предполагаемых жертв не обратился в суд против истязаний.
Как-то раз мне сообщили о жестоком избиении заключенного тюремным охранником. Чтобы история не всплыла, его не переводили в больницу, и человек умирал в санчасти. Я официально обратился в Пенитенциарную Службу. Заключенного срочно перевели в больницу и спасли. Однако при этом человек, выкарабкавшийся с того света, написал заявление (и я держал его в руках!), о том, что якобы он упал с лестницы и никто его не избивал. Виновного, впрочем, убрали с глаз долой, может, даже уволили. Transitional justice!
Такое поведение жертв является правилом, а не исключением, и весьма расхолаживает правозащитников. Ведь уголовное дело можно возбудить по заявлению жертвы или по факту (например, опубликованному в СМИ). Но что можно сделать, если жертва заявления не подает (или отказывается от уже поданного), а проверка газетной публикации факта не подтверждает – например, ввиду той самой «солидарности полицейских, прокурорских и судебных органов», о которой писала омбудсмен в 2010 году?..
Эту солидарность не отменяет даже случай, когда виновного арестовывают по другому уголовному делу, и он перестает быть неприкосновенным. Например, помню ситуацию после ареста известного «оборотня в погонах» Гаджи Мамедова, который пытал и убивал своих жертв. На суде по «делу оборотней» он похвастался, что раскрыл уголовное дело, по которому в Гобустанской тюрьме содержались несколько пожизненников. Эти заключенные опознали его на фото как следователя, который лично их пытал, и очень жестоко (одному из подследственных, например, сломал ребра). Была подана жалоба по вновь вскрывшимся обстоятельствам, от которой Верховный Суд отказался.
Сейчас, после «дела МНБ», эпизодически объявляются предполагаемые жертвы пыток со стороны тех или иных арестованных «чекистов». Но что-то маловероятно, чтобы арестованных обвинили в чем-то, кроме прослушки телефонов и вымогательства.
Но так ли беспросветна ситуация? Если жертва настаивает на своей жалобе и бывает поддержана в этом добросовестным адвокатом, то пресловутая солидарность правоохранителей, конечно, воспрепятствует подтверждению факта пытки. Но при этом на уровне Европейского Суда по Правам Человека (ЕСПЧ) будет установлено нарушение (в части расследования) права не подвергаться пыткам и жестокому обращению, гарантированного статьей 3 Европейской Конвенции по Правам Человека.
Та же статья Конвенции гарантирует и неприменение жестокого обращения, которое отличается от пытки отсутствие цели получения информации или признания, и часто вызывается меньшую боль и страдания. Жестоким обращением может, например, считаться содержание в переполненной и антисанитарной камере, неоказании медицинской помощи и т.п.
На сегодня ЕСПЧ обнаружил нарушение статьи 3 в действиях полиции при аресте в делах Сардара Мамедова (Джалалоглу), Таджира Лаиджова, Мушфига Джаннатова, Игбала Гасанова, Узеира Джафарова, Эмина Гусейнова, Хакимэльдосту Мехдиева и Гилала Мамедова, которых били.
В делах Альакрама Гумматова, Али Инсанова, Шакира Рзаханова, Лейлы и Арифа Юнусовых, ЕСПЧ счел жестоким обращением условия содержания и уровень здравоохранения в тюрьме.
ЕСПЧ посчитал жестоким обращением и действия полиции против участвовавших в оппозиционных демонстрациях граждан: Махиры Мурадовой, Сарвана Ризванова, Рамиза Наджафли и Сурайи Тагировой.
В каждом из этих дел, заявители получили компенсацию морального ущерба в размере от 4.500 до 13.000 евро. Им также оплатили судебные расходы. Еще несколько дел находится на этапе коммуникации.
Эльдар Зейналов.
