Лилия Шевцова - о несостоявшейся любви Европы и России

Вот популярный ответ на вопрос: «Почему все не так?» в отношениях России и Европы: мы стремились в Европу всей душой, а они нас не пригласили. Напротив, проявили высокомерие и начали посягать на наши сферы интересов. Это позиция кремлевского мейнстрима. Но, оказывается, так думают и российские либералы. Они могут критиковать внутреннюю политику Кремля, но немедленно переходят в мейнстрим, когда речь заходит о международных отношениях. Люди, которые отвергают российское самодержавие, соглашаются (возможно, того не желая) с тем, как оно себя проецирует вовне и как оно выживает за счет внешней политики.

Давайте взглянем на позицию «Нас обидели», которую в рамках проекта «EUROРОССИЯ» изложили уважаемые либералы В. Иноземцев и И. Юргенс. Так, Иноземцев делает вывод: «…Развитие России с 2000 г. подчинялось лишь одной задаче: сохранению нынешней правящей элитой власти в своих руках ради бесконечного обогащения… Такая логика предполагала отторжение всего, что мешало восприятию страны как вотчины, а ее населения как холопов». В своих других публикациях Иноземцев доказывает, что только «десуверенизация», то есть присоединение к европейскому наднациональному объединению, может привести Россию к демократии. Но европейцы, сетует автор, не только не предложили России «перспективного членства… но отказались от рассмотрения России как полноценной части Европы». Но как Европа могла интегрировать Россию «вотчины и холопов» и что бы с Европой произошло, если бы она пошла на этот эксперимент?

Единственный вариант вхождения России в Европу без разрушения ЕС — через заявку на членство, за которой должна последовать работа по внедрению копенгагенских критериев и переходу к правовому государству. Европейская комиссия регулярно проверяла бы соответствие России своим критериям. Причем среди проверяющих были бы не только немцы, но и поляки либо эстонцы, которые бы учили нас, как жить. Думаю, для тех, кто готов чувствовать себя униженным, это было бы еще большим унижением. Но насколько возможен был сценарий «десуверенизации» после того, как Россия в 1991 году заявила о своей преемственности с СССР, то есть о стремлении оставаться великой ядерной державой? Возможен ли был такой сценарий после 1993 года — перехода России к авторитарной конституции и авторитарно-олигархическому правлению, и какие силы могли его продвигать?

Если бы политики в ЕС были более мудры, если бы они вспомнили стратегию и тактику своих предшественников, которые в свое время превратили Германию в самого последовательного «европейца», они нашли бы правильный язык и правильные концепты для общения с Россией», — пишет Иноземцев. Германия была включена в европейское поле после признания ею поражения во Второй мировой войне и оккупации войсками западной коалиции. И насколько этот «концепт» применим к России?

Но, пожалуй, наибольшее замешательство у меня вызвало определение Иноземцевым в качестве ошибки Европы «искусственного разделения постсоветского пространства… на Россию и «прочие» страны», что, по его мнению, обусловило «современные конфликты на европейско-российских рубежах». Короче, ошибкой Европы было признание суверенитета и территориальной целостности новых независимых государств, что означает «покушение на часть «исторической России». Европа, оказывается, должна была «максимально поддержать постсоветскую интеграцию», а Москва должна была стать столицей такого объединения. Но послушайте, при диагнозе, который автор дал российской системе, какой могла стать такая интеграция? Не чем иным, как вариацией СССР, но в более репрессивной форме. И как тезис о «десуверенизации» России сочетается с призывом к «постсоветской интеграции» под лидерством Москвы?

Европейцы решили пойти путем формирования площадок, на которых бы происходило «впитывание» Россией европейских норм. Юргенс напоминает о множестве европейских инициатив. Среди них Соглашение ЕС и России о партнерстве и сотрудничестве, «дорожные карты» преобразований в четырех сферах — от безопасности до институтов, программа «Партнерство во имя модернизации», участие в «восьмерке», сотрудничество России и НАТО. Но оказалось, что европейская тактика убеждения и примера не работает. В отношении государств-кандидатов ЕС мог применить политику «кнута и пряника»: выполните рекомендации — мы вас будем постепенно впускать в нашу общую квартиру, не выполните — будете мерзнуть за дверью.

В отношении России такого механизма не было и не могло быть. Россия была не готова к тому, к чему были готовы Восточная Европа и страны Балтии — к подчинению наднациональной структуре. Великая держава не собиралась ложиться под брюссельских бюрократишек! Юргенс жалуется на «завышенные требования к молодой и очень сложной российской демократии». Разве европейский писк можно назвать требованиями?

На деле было другое: опасения европейцев вызвать раздражение Москвы и их готовность делать вид, что российская интеграция происходит. Уже при Ельцине западные политики сделали в России ставку на лидера, а не на стандарты. А Кремль постепенно начал требовал права влияния в европейских структурах, отказываясь следовать европейским принципам. Не получая требуемого, Москва начинала сердиться, а вскоре и угрожать битьем стекол.

К началу 2000-х годов стало очевидно, что Россия оказалась самым драматическим провалом в европейской политике. Но признать провал европейцам было нелегко — ведь столько усилий, времени и денег потрачено! Европейские столицы продолжили играть в партнерство, а Москва продолжила им подыгрывать. Но при этом Кремль проявлял все более строптивый характер, начав учить ЕС, как понимать европейские нормы. Проведя анализ 400 программных положений стратегии ЕС в отношении России, тогдашний представитель ЕС в Москве Майкл Эмерсон пришел к выводу, что если речь идет о реальных преобразованиях, то дело свелось к пустым заявлениям. Машина партнерства, однако, продолжала работать: дважды в год собирались саммиты Россия—ЕС; бюрократы расписывали планы; европейцы научились вести диалог «гражданских обществ» под бдительным оком Кремля (примером стали Германо-российский форум и «Петербургский диалог», созданный по инициативе Путина и Шредера.)

Правда, Европа предоставила России немалую помощь в решении социально-экономических проблем. Только за период с 1991-го по 2007-й ЕС оказал содействие России на сумму в 2,7 млрд евро. Заметим, что ЕС предпочитал участвовать в программах российского правительства — чтобы избежать упреков Кремля во вмешательстве. В Россию шла помощь отдельных стран. Великобритания помогала отставным российским военным получить новое образование. Дания помогала Калининградской и Псковской областям. Финляндия финансировала проекты в приграничных областях. Развернулись европейские общественные и партийные фонды и организации. Так, католические организации Австрии делали отчисления до 200 млн евро в год на финансирование социальных проектов в России. Тысячи европейцев вкладывали в Россию свои средства и свою энергию. Можно понять их разочарование сегодня, когда они видят, что их усилия были потрачены впустую.

После «оранжевой» революции на Украине в 2004 году можно было ощутить, что lovestory между Россией и Европой закончилась. Кремль не получил того, чего хотел — роль партнера с мегастатусом и право вето на решения ЕС и НАТО, что делало Россию актором, стоящим над ЕС, но не подчиняющимся его правилам. В 2008 году Лавров заявил о завершении «доминирования западной цивилизации» и о том, что «предметом конкуренции становятся ценностные ориентиры и модели развития». Это было признание разрыва с курсом на движение в Европу.

Европа не смогла европеизировать Россию, но российский правящий класс сумел интегрироваться в Европу в личном качестве. Российская элита наладила экспорт в европейские страны коррупции и за счет кооптирования западного бизнеса, политиков и экспертов сумела создать бесперебойную машину отмывания грязных денег. Согласие бывшего немецкого канцлера Шредера стать лоббистом «Газпрома» было для Москвы месседжем: в Европе можно купить даже высший эшелон — все зависит от цены! Дружба Путина с Берлускони; давление Ширака на восточноевропейские страны с требованием перестать критиковать Москву; игра Саркози на стороне Кремля в период российско-грузинской войны; работа бывшего финского премьера Липпонена на «Северный поток», а бывшего генсека НАТО Робертсона на ТНК—BP — это лишь малый список доказательств готовности европейцев услужить Кремлю.

Европа, сумев осуществить потрясающий по смелости нормативный проект, не смогла ответить на вызов самодержавия, которое попыталось выжить, имитируя либеральную демократию. Не сумев противостоять обольщению и давлению, европейцы начали участвовать в фейке. Двойные стандарты европейских политиков и их готовность к сделкам не только дискредитировали либеральную демократию, но и создавали искушение и возможность для Кремля играть в Европе по своим правилам. А почему бы и нет, если со стороны Запада шло само увещевание: «Нужно понять Кремль! Нужно дать им то, что они требуют, — может быть, успокоятся». Российская элита уверовала, что шпенглеровский прогноз о закате Европы начал осуществляться (что могла сделать Европа без Америки, которая стала уползать в свою раковину). Без этой уверенности вряд ли Кремль сбросил бы мировую шахматную доску, решившись на присоединение Крыма и гибридную войну в украинском Донбассе. Так что европейская элита несет свою долю ответственности за то, что Путин не увидел «красной черты». Интервью бывшего министра иностранных дел Франции Бернара Кушнера «Новой» говорит, что в политических кругах Европы до сих пор сохраняются силы, которые полагают, что в отношениях с Россией нужно и дальше смягчать принципы и делать для Москвы исключения. Поколение ценностного релятивизма, ответственного за европейский провал предыдущих 24 лет, еще не сошло со сцены. Нужно «найти компромисс» и «больше встречаться», — полагает Кушнер. Но это то, что европейцы делали до сих пор, и каков результат?

Своей авантюрой на Украине Путин заставил Европу выйти, наконец, из паралича, а из политического карлика — Германии он сделал державу, которая при беззубом Брюсселе способна стать гарантом нового европейского единства. Еще вчера дремлющая Европа начала размышлять о причинах своего провала с Россией. Европа разворачивается медленно, и ей потребуются новые лидеры, способные на стратегические прорывы и не отягощенные деморализацией недавнего постмодернизма. Но вектор движения очевиден: Европа будет пытаться искать новую формулу отношений с Россией, балансируя сдерживание и диалог. Сколько бы Кремль ни пытался спонсировать своих «троянских коней» в европейских столицах, подкупать левых и правых экстремистов, а также европейских парламентариев, кооптировать европейский бизнес, — дело тухлое. Европа будет искать выход из своих сумерек. Эта цивилизация с мощным гражданским обществом не потеряла своей жизнеспособности.

А если мы в России будем продолжать ныть о том, как Россию обидели, это лишь поможет Кремлю и дальше культивировать в российском обществе «веймарский синдром» и оправдывать превращение России в «осажденную крепость».

PS. И не нужно убеждать европейцев в нашей обидчивости и состоянии постоянного унижения — это порождает подозрения в особом генетическом коде нашей нации. А это расистский подход.