Режим Асада сохранил власть в Сирии после восстаний «арабской весны» ценой частичной потери национальной независимости.
В воскресенье, 7 мая главы МИД стран — членов Лиги арабских государств (ЛАГ) решили восстановить членство Сирии в этой организации. Сирия — одна из основательниц объединения. В то же время ее участие было приостановлено в 2011 году, после начала широкого народного многоклассового и многонационального восстания — Сауры — против режима диктатора Башара Асада.
Массовые убийства, совершенные сторонниками режима, вызвали недовольство в арабском мире, впрочем, суннитские исламисты, принимавшие активное участие в восстаниях, так же совершали нападения на мирное шиитское и христианское население.
Страна погрузилась в хаос и ее членство в ЛАГ было приостановлено. Однако сегодня границы различных зон, определившиеся во время гражданской войны, более или менее стабильны, режим Асада контролирует приблизительно 60% территории Сирии, включая столицу Дамаск. Реальная политика берет свое — он остался у власти, сохранив довольно большие владения, а значит, его нужно учитывать в межарабской политике.
Двигателем процесса возвращения страны в ЛАГ выступили Саудовская Аравия и Иордания. Катар не согласился с ними и не поддержал решение — эта страна является ведущим спонсором суннитской исламистской вооруженной оппозиции. Тем не менее даже те государства, которые выступили за восстановление членства Сирии в ЛАГ, имеют серьезные претензии к режиму Асада.
Накануне министр иностранных дел Иордании Айман Сафади сказал: «Возвращение в Лигу произойдет. Символически это будет важно, но это только очень скромное начало того, что будет долгим, трудным и сложным процессом, учитывая сложность кризиса после 12 лет конфликта».
В настоящее время разрабатывается Дорожная карта по прекращению конфликта внутри Сирии. Она включает в себя три ключевых для арабских государств вопроса — решение проблем беженцев, контрабанды наркотиков и иранских ополченцев в Сирии.
Арабские политики говорят, что лишь готовность Сирии добиться реального прогресса в этих вопросах позволит ей заручиться поддержкой арабских стран. Только, если Сирия прекратит экспорт наркотиков, возьмет назад миллионы беженцев, оказавшихся в Иордании и других странах региона, и избавится от присутствия проиранских сил (возросшее влияние Ирана беспокоит соседние арабские страны), арабы будут готовы лоббировать окончательное прекращение западных санкций.
Именно эти санкции сделали невозможным восстановление страны. Иначе говоря: «Вы (силы режима) принимаете назад миллионы сирийских беженцев, которые обосновались по всему региону, прекращаете экспорт наркотиков и добиваетесь вывода иранских военных и их прокси из Сирии, а в ответ на это мы, арабские государства, лоббируем в Вашингтоне отмену Акта Цезаря — пакета американских санкций, сделавших сирийскую экономику полностью токсичной для иностранного капитала, и затем мы восстанавливаем вашу экономику и инфраструктуру».
Все это гладко выглядит на бумаге, но на практике вероятность таких событий невелика. И дело даже не в том, что Башар Асад в них не слишком заинтересован, а в том, что он мало что может сделать. Сирийский режим уже давно ничем не напоминает тот, каким он был до «арабской весны».
Страна практически утратила суверенитет. В прошлом система власти выглядела как более-менее централизованный, военно-полицейский и административный аппарат бюрократии, на вершине которого находилась алавитская семья — Асад и его родственники, контролировавшие через различные частные и государственные компании и ведомства около 50% ВВП, согласно данным издания Файненшл Таймс. Но этот аппарат был разрушен во время восстания. На смену ему пришла сеть слабо связанных друг с другом лоялистских вооруженных ополчений, в которые превратилась и армия. Более того, значительная их часть контролируется Ираном.
Без помощи Ирана и России Асад не смог бы удерживать власть, поскольку его собственные вооруженные силы были частично уничтожены в ходе восстания, частично дезертировали, в то время, как его финансовые и административные ресурсы оказались истощены. Но в настоящее время Москва погружена в украинские события. А это означает, что роль Ирана как минимум остается чрезвычайно большой, а как максимум может расти в будущем.
Иранцы привезли в Сирию своих военных — бойцов КСИР. Но они также наводнили страну шиитскими исламистами — вооруженными ополченцами, которые были доставлены со всего региона — из Ливана, Ирака, Афганистана и т.д.
Более того, стремясь укрепить свое влияние в Сирии и одновременно оказать помощь режиму, иранцы наладили связи с некоторыми местными лоялистами-ополченцами и военными. Так, проправительственные Местные силы обороны (МСО) оказались в значительной мере под контролем Ирана, снабжавшего их оружием и военными инструкторами. Такие же процессы затронули и армию. Главным проводником иранского влияния в Сирии стал младший брат диктатора и фактически второе лицо в стране — Махер Асад, руководивший важнейшим соединением режима — Четвертой дивизией. Это соединение получило множество проиранских ополченцев и военных в свои ряды. И, наконец, проиранские ополчения, такие как ливанская Хезболла, стали создавать на территории Сирии собственные вооруженные ячейки и другие организованные структуры из сирийцев.
Таким образом, во-первых, на смену более-менее централизованной системе управления пришла масса самостоятельных вооруженных ополчений, которые устанавливают свои порядки на подконтрольных им территориях (их связывает между собой лишь лояльность режиму Асада). Во-вторых, эти ополчения тесно слиты с иранскими и проиранскими силами и отделить одно от другого практически невозможно.
Такова типичная картина для тех стран, которые подчиняет себе Иран, и, отчасти, для самого Ирана, который контролируется совокупностью силовых, в определенной мере независимых друг от друга центров принятия решений, подчиненных верховному лидеру — великому аятолле Али Хаменеи. Иранский режим проецирует во вне свою собственную систему, которая в результате проекции приобретает гипертрофированные, в чем-то даже гротескные черты.
Операции КСИР и других силовых структур иранцев нацелены на ослабление централизованного государственного аппарата в странах-сателлитах, и на усиление религиозных преимущественно шиитских вооруженных ополчений, лояльных верховному лидеру иранской шиитской теократии. Слабое государство и сильные негосударственные вооруженные акторы, лояльные Ирану, зависимые от него в военном и финансовом отношении, ориентированные на него идеологически, конкурирующие с государством и друг с другом — вот та модель, которую предлагает Иран своим соседям. Он разрушает зависимые государства, делает их слабыми и подчиняет их себе с помощью ополченцев.
Такая схема иранского влияния оказалась весьма эффективной в том смысле, что она обеспечила контроль иранцев над Ираком, Сирией, Ливаном и, отчасти над Йеменом. Данная модель характерна и для нешиитских регионов, где Иран также распространил свое влияние. Например, на территории Палестинской Автономии, подавляющее большинство жителей которой являются мусульманами-суннитами или христианами, конкурируют между собой связанные с Ираном группировки — Хамас и Исламский Джихад, которые подрывают власть руководства Палестинской Автономии на Западном берегу реки Иордан. Если, например, Армения когда-нибудь полностью окажется в сфере влияния Ирана, мы увидим там такую же картину, когда, скажем, различные радикальные группы националистов будут накачены иранским оружием и примутся создавать подчиненные им анклавы и сферы влияния.
Проблемой этой модели является то, что она делает невозможным развитие экономики. Ополченцы обкладывают данью местный бизнес, ставят на дорогах блокпосты, взимающие плату за проезд, отнимают у обычных людей имущество и предприятия. Кроме того, они и связанные с ними коммерческие компании, не платят налоги. И наконец, они контролируют и расширяют наркотрафик. В Ираке проиранские ополчения крышуют наркоторговлю и проституцию, в Сирии они стали крупнейшими наркобаронами.
Так, издание Economist отмечает, что Сирия Асада превратилась в главного в мире производителя синтетического наркотика — каптагона. Фактически наркоторговля сделалась важнейшим элементом экспорта режима Асада. Ее оборот составляет несколько миллиардов долларов ежегодно. Сирия стала наркогосударством, которое в значительной мере находится во власти наркокартелей — все тех же проиранских ополчений. Особенностью является то, что эти картели позволяют Асаду сохранять власть, в то время как они сами находятся в зависимости от Ирана.
Возвращаясь к тем интересам, которые преследуют в Сирии арабские страны, стоит отметить, что их цели труднодостижимы. Асад вряд ли сможет избавиться от влияния Ирана, потому что его власть поддерживается благодаря проиранским ополченцам, и в случае ухода Ирана может пасть под ударами новых восстаний. Эти ополчения финансируют себя за счет производства и экспорта наркотиков, в том числе в арабские страны, и непонятно, как Асад мог бы это прекратить, даже если бы захотел. И наконец, крайне маловероятно, что миллионы беженцев готовы были бы вернуться в этот ад, где они немедленно станут жертвами обысков, репрессий и ограблений со стороны ополченцев (таких случаев отмечено множество).
Возможно, Башар Асад даже и хотел бы принять некоторые условия арабских государств в обмен на их финансовую помощь. Но вряд ли он в достаточной мере контролирует даже те 60% Сирии, где формально существует власть режима. Отныне судьбу Сирии определяют в Тегеране.
Михаил Шерешевский
