COP29
Испанский журналист Пабло Гонзалес, работавший в Карабахе в разгар боевых действий, дал интервью «Ленте.ру», в котором сделал ряд интересных признаний. В частности, журналист опроверг армянский фейк о том, что ВС Азербайджана намеренно били по мирным кварталам. По его словам, азербайджанская армия «работала» только по военным целям.
Для него это уже не первый вооруженный конфликт на постсоветском пространстве — репортер оказался в оккупированном украинском Донбассе, когда там начались бои. Гонзалес рассказал о том, что, на его взгляд, отличает эти войны, как он чуть не погиб под обстрелом в Карабахе по вине сепаратистов и какие они условия ставили ему в обмен на возможность работать в зоне боевых действий. Minval.az публикует интервью Гонзалесе с небольшими сокращениями и изменениями:
– В Карабахе я делал материалы для испанского информационного агентства EFE, баскской газеты Gara, Voice of America, нескольких польских изданий и латиноамериканского телевидения. Это не первый мой опыт работы в горячей точке: у меня за плечами война на Украине, я работал по обе стороны фронта. В Карабахе я провел три недели, выезжал к местам боев самостоятельно и вместе с пресс-службой «Минобороны республики» (здесь и далее кавычки наши – Minval.az).
О войне узнал, пока был в командировке в Варшаве, и тут же сорвался. Так получилось, что в Карабах я приехал без снаряжения: бронежилет, каска и набор нужной одежды остались дома, в Испании, заезжать за ними времени не было. Жилетом меня пообещали обеспечить, но почему-то этого не произошло, так что во время нескольких обстрелов мне пришлось работать и без защиты вовсе, в одном из них я чуть не погиб. Пришлось подключиться армянской диаспоре в Испании, чтобы «Минобороны» все-таки выдало мне обмундирование.
Кроме того, очень сильно помогли на месте мои читатели. В начале войны не было связи, и я технически не знал, как положить деньги на армянский номер. Позже мне удалось разместить пост с просьбой о помощи в соцсетях, и счет сразу же пополнили знакомые армяне.
Вообще надо сказать, что в этой войне погибло не так много мирного населения по сравнению с девяностыми. Через две-три недели после начала боев из региона вывезли около 70 процентов гражданских. Люди сидели в подвалах почти все время, да и прицельность обстрелов по городам была не такой, как, скажем, в Украине.
Все-таки азербайджанцы пытались бить по конкретным целям — например, по системам ПВО. Когда бомбили город, целенаправленно гражданские объекты не трогали, в том числе гостиницы и места с большим скоплением мирных людей. Не стреляли даже в «президентский» дворец, хотя при желании попасть в него было очень легко — здание хорошо видно.
По Донецку иногда стреляли, чтобы отыграться за какие-то поражения на фронте. Здесь я не могу сказать, что такое случалось. Да, в Мартакерте (Агдере) последствия были жуткими, бомбы сбрасывались с азербайджанских штурмовиков Су-25, но ни для кого не секрет, что из самого города стреляла армянская артиллерия, и поэтому по нему стреляли азербайджанцы.
У меня есть определенные вопросы к работе пресс-службы «Минобороны» Карабаха. Она многое не обеспечивала для работы, очень неграмотно взаимодействовала с журналистами.
Были попытки цензуры, очень неграмотные. Вероятно, это происходило из хороших побуждений, но получалось так себе…
Например, нам запрещали публиковать разбитую армянскую технику недалеко от линии фронта. Почему кадры нельзя публиковать, особенно если на них неясна местность обстрела, осталось непонятно. Однажды повезли снимать остатки какого-то дрона в аэропорт, а на месте стали кричать, что ничего здесь фотографировать нельзя. Я тогда обращался к руководству — мол, неужели вы думаете, что азербайджанцы не смогут купить фотографии со спутника в реальном времени?
Я понимаю, бывают ситуации, когда ограничения необходимы. Например, идет обстрел города, и выложенные в сеть кадры могут раскрыть другой стороне результаты бомбежки. Чисто теоретически можно понять, что если на фотографии столб дыма идет немного правее, чем хотели попасть, то они могут повторить обстрел, а ты невольно станешь корректировщиком. Поэтому я такие кадры публиковал сильно позже либо снимал эти столбы дыма, чтоб не было видно земли. Но были журналисты, которым плевать — они делали репортаж и быстро уезжали. Из-за этого возникали серьезные конфликты.
К сожалению, я понимаю, как общество реагирует на войну. Если в Киеве в 2014 году всем было до лампочки, что происходит на востоке страны, то в Ереване люди относились к этому куда более настороженно.
Если бы общество осознавало реальные обстоятельства на фронте, если бы они знали, что реально происходит на войне, может быть, армяне заставили бы своих правителей действовать по-другому. В этом и есть сила журналистики, но поскольку была цензура — ничего этого не случилось. Это в чистом виде нежелание верить в происходящее.
Как я могу судить, мобилизацию, которую объявили, в итоге и не провели толком. Очень многое делалось на авось. Люди почему-то ждали, что все будет как летом 2020 года, когда произошли незначительные столкновения на границе Армении и Азербайджана.
В регион часто приезжали «гости» из Армении, их можно было в Ханкенди увидеть. Это были своего рода гастролеры: все на дорогих машинах (иногда даже с российскими номерами), кто-то даже красил их в очень стильный камуфляж. Заехали, покатались и уехали назад в Армению.
Это люди, которые хотели показать свою гражданскую позицию, но воевать у них не было желания. Боевые качества армянской стороны от этого, мягко говоря, не улучшались. Я не буду никого судить — кто-то привозил гуманитарную помощь, но до линии фронта, до окопов и укреплений они не доезжали.
Конечно, поражение — это совокупность факторов. Организационные вопросы были решены плохо. Сложилось впечатление, что вся неразбериха шла сверху. Не было воли для принятия решений, как мне показалось.
Уехал я из Карабаха в середине войны по личным обстоятельствам. Взял в Ереване интервью у Никола Пашиняна и улетел. У меня сохранились нормальные отношения со знакомыми с обеих сторон. Во время войны у меня были прямые включения и онлайн-конференции из зоны конфликта, в том числе с экспертами из Азербайджана, так что я не придерживался какой-то одной стороны в этом конфликте. Да и какие претензии могут быть к журналистам, когда даже сама Армения признает Карабах территорией другой страны? Я не стал нашивать на одежду «государственные символы» Карабаха или знаки отличия Русской императорской армии. Так поступали некоторые мои коллеги, хотя по журналистской этике это просто невозможно, так делать нельзя!
