Перед недавним 100-летним юбилеем октябрьского переворота 1917 г. в России было немало споров о том, что она принесла тем, для кого, собственно, и творилась. Выиграли ли они от этого события?
В этой связи весьма показательна судьба этнического немца Ивана Богдановича Вагнера, арестованного в Азербайджане в 1934 г. Он был типичным пролетарием: не был членом компартии, воевал за красных, был слесарем и молотобойцем. Казалось бы, именно такой человек и должен был выиграть от пролетарской диктатуры, а его национальность не должна была играть роли там, где всех пролетариев призывали объединяться, то есть в СССР. Но реальность была совершенно иной.
Вагнер родился в 1890 г. в селе Липовка (Шефер) Саратовской губернии, которое ненадолго вошло потом в Автономную Республику Немцев Поволжья. В семье сельского учителя лишь Иван стал рабочим. Его двое братьев были учителями, третий — пастором, а сестра – врачом.
Иван же был мобилизован сначала в царскую, а в 1919 г. — в Красную армию, в обеих был оружейным мастером. Демобилизовавшись в 1921 году, он вернулся и работал слесарем на дому, пока в 1924 г. не переехал в Баку. Вероятнее всего, причиной был голод.
Тут Ивана явно никто не ждал, и в течение 10 лет жизни в Баку по специальности ему работать так и не пришлось. Он работал грузчиком, мукомолом, потом сторожем на авторемонтном заводе, получая 78 руб. в месяц. Лишь последние 4 месяца 1934 г. он работал на более «престижной» работе кондуктора на Закавказской железной дороге.
Чтобы стало понятней материальное положение Вагнера, отмечу, что в феврале 1933 г. его зарплаты хватало лишь на килограмм сливочного масла или 15 килограмм картошки.
А ведь Иван обзавелся семьей. У него была жена София, работавшая уборщицей на мясокомбинате, и 6-летний сын Виктор. Пролетарская семья в стране победившего социализма с трудом сводила концы с концами.
Жил Вагнер в небольшой хибаре недалеко от железнодорожного вокзала, на 4-й Параллельной улице, 78. Дом этот сохранился до сих пор и поражает не только своим бедным видом, но и тем, что в нем до сих пор живут люди! Ни десятилетия Советской власти, ни нефтяной бум при независимости не смогли уничтожить в Баку этот бедняцкий квартал, наглядную язву бедности.
И если в трезвом виде Иван держал язык за зубами, то выпив с горя, давал волю своим эмоциям, выражая недовольство Советской властью и ругаясь в ее адрес. Об этом на следующий день проспавшемуся мужу выговаривала его жена София, опасаясь последствий. Женская интуиция ее не подвела: хотя слушателями Вагнера были всего двое друзей — Карл и Христиан, тем не менее даже из этого узкого круга крамольные разговоры дошли до спецслужб.
Впрочем, он попал в поле зрения АзГПУ еще в 1933 г., когда бедный сторож стал отовариваться на валюту в Торгсине («Торговля с иностранцами») – аналоге более поздних валютных магазинов «Чинар» и «Березка». На его счет стали приходить небольшие, но регулярные переводы в немецких марках из Германии. Получив валюту, магазин конвертировал ее в боны, на которые можно было выгодно купить как продукты питания, так и другие дефицитные в СССР товары.
После Первой мировой войны в Германии осело немало немцев из Российской империи, которыми в 1922 г. было создано общество «Братья в нужде» («Brüder in Not»). Его организаторы собирали помощь для немцев еще со времен голода в Поволжье (1921–1922) и посылали ее через берлинскую фирму «Фаст и Бриллиант».
В августе 1934 г. благотворительное общество «Братья в нужде» объявили проектом Министерства пропаганды Германии, которое само было образовано лишь в 1933 г. По мнению НКВД, это общество «в 1933-34 гг. под флагом «помощи голодающим немцам» провело большую политическую работу, направленную на дискредитацию Советской власти, созданию фашистских настроений у немцев-совграждан и к укреплению авторитета нынешней Германии». Под давлением властей немцы письменно отказывались от «гитлеровской помощи», а некоторые подверглись репрессиям.
Вот в эту историю, сам того не желая, и попал далекий от политики рабочий Иван Вагнер. Помощь в начале 1933 г. ему организовал младший брат Владимир, который был пастором в Ленинграде и узнал, что Иван материально нуждается. Всего в 1933-1934 гг. пришло 8-9 денежных переводов, на общую сумму 77-87 марок. О получении денег Иван каждый раз извещал брата и послал несколько открыток в Берлин с благодарностью за помощь.
В заботе Владимира о брате не было ничего странного. Но с точки зрения советских спецслужб, все «находящиеся в Германии общественные организации не могут не осуществлять интересы своего государства, и поскольку в Германии власть находится в руках фашистов, то эти организации осуществляют интересы фашистов».
Вагнера, как «одного из регулярных получателей денежных переводов» и как «антисоветскую личность», взяли на заметку. Как оказалось, Вагнер по доброте душевной раздавал адрес гуманитарной организации тем бакинским немцам, которых лично знал как нуждающихся. Затем эти немцы писали письма с просьбой о помощи в Германию и начинали ее получать. И хотя Вагнер ни с представителями фирмы, ни даже с братом не встречался, и делал это по своей собственной инициативе, это сделало его «злостным (!) распространителем адреса этой организации».
В «благодарность» за это некоторые из них впоследствии дали по делу Вагнера предвзятые показания, превратившие его в «антисоветскую личность», и даже уличали его на очной ставке, подтверждая «осведомленность Вагнера о работе и задачах, стоящих перед этой организацией».
Другой вспомнил, что «Вагнер говорил, что положение в Германии гораздо лучше, чем в СССР, что там население лучше обеспечено, что сообщения советской прессы о положении в Германии – ложны». Касаясь «антисоветских выступлений», Вагнер заявил, что в состоянии опьянения допускал «ругань по поводу Соввласти и восхваление немцев в Германии». Но нашлись свидетели и того, что он высказывался против Соввласти и в трезвом состоянии.
Даже и в этом случае, речь шла не о политике или идеологии, а лишь о материальном положении, которое в Германии действительно было лучше, чем в СССР. Но в обвинительном заключении это было расценено как «укрепление авторитета нынешней Германии», а значит, «фашистская агитация».
За кондуктора взялся Особый Отдел (ОО) УГБ АзУНКВД, который занимался контрразведкой и отслеживал связи советских граждан с заграницей. Для «разработки» шпионских связей более 20 тыс. этнических немцев Азербайджана в отделе работал этнический немец, оперуполномоченный 1-го отделения ОО Роберт Лейхт.
Именно он и составил постановление об избрании меры пресечения и предъявлении обвинения от 21 декабря 1934 г., в котором Вагнера обвинили в том, что он, «связавшись с фашистской благотворительной организацией в Германии, осуществлявшей враждебную против Союза ССР деятельность, обращался в эту организацию за помощью, получал эту помощь денежными переводами, распространял среди советских граждан и систематически вел фашистскую агитацию». Это потянуло на две статьи обвинения – 66 (оказание помощи международной буржуазии) и 72 (антисоветская агитация) Уголовного Кодекса Аз.ССР.
Постановление с начальником отдела по фамилии Май, утверждено зам. нач. Аз.УНКВД Иваном (Янисом) Пурнисом и санкционировано прокурором Джафаровым. В тот же день оперуполномоченный Павел Хентов на основании ордера №32483 произвел арест и обыск в доме Вагнера, в ходе которого «вещдоказательств, ценностей и т.п.» не было найдено. Из личных вещей при аресте были изъяты и сданы на хранение узкий старый ремень, жестяная коробка, карандаш с металлическим наконечником, профсоюзный билет.
Задержанного доставили в Арестный дом Аз.УНКВД – знакомое бакинцам здание, где сейчас располагается Управление пограничной охраны Азербайджана. При размещении особо отметили, что его можно разместить в любую камеру, кроме 35-й и 46-й.Надо полагать, что в «запретных» камерах сидели арестованные по этому или похожим делам. Сейчас уже известно, что в Баку по делу Вагнера проходили 24 получателя помощи, по аналогичному делу Фриц и Куфельд – 12 человек, по делу Беккера – 5 человек. В Еленендорфе (Ханларе) «гитлеровскую помощь» получали 19 человек во главе с Шульдайс, в Гяндже — 14 человек во главе с Лер. Кто-то из них проходил как свидетель, но 9 «злостных распространителей адресов» репрессировали.
В декабре-январе Ивана 5 раз вызывали на допрос в кабинет №14, который занимал оперуполномоченный Вартан Тевосян. Он был начальником 1-го отделения, и это показывало значение, которое в ОО придавалось делу Вагнера. Лейхт, который инициировал его арест, занимал кабинет №17 по соседству и тоже трижды допрашивал Вагнера, но уже в январе-феврале 1935 г., после того, как следствие было завершено — вероятно, уточнял какие-то биографические детали.
2 января 1935 г., то есть через 13 дней после ареста, следствие было завершено. Тевосян составил обвинительное заключение, согласовал его с и.о. начальника ОО УГБ Маем, после чего оно было утверждено Сумбатовым. Неполных двух недель хватило, чтобы обвинить человека по двум подрасстрельным статьям.
Весьма характерно, что Тевосян сам не предложил, в какую инстанцию надо послать дело для вынесения приговора. Дело явно не имело судебной перспективы и могло развалиться в суде. Поэтому его послали во внесудебный орган — Особое Совещание (ОСО) при НКВД СССР. Оно могло в административном порядке заочно приговорить на срок до 5 лет к ссылке, высылке, заключению в исправительно-трудовой лагерь.
2 января Вагнеру под роспись объявили о завершении следствия, зачислили за Учетно-Статистическим отделом (УСО) и 17 января перевели в Бакинском Доме Предварительного Заключения (впоследствии Бакинская карамельная фабрика). Теперь ему оставалось лишь ждать решения. Знал ли он, что его даже не вызовут в суд и не дадут сказать последнее слово, или готовил речь в свою защиту?
Наконец, 26 апреля 1935 г. ОСО постановило заключить его в исправтрудлагерь сроком на 3 года. Вместо фигурировавших в обвинении статей УК Вагнер получил от ОСО литерную статью «КРД», т.е. «контрреволюционная деятельность». Носителей этой статьи в лагерях называли «каэрами» и всячески притесняли.
С этого момента он становится рабом знаменитого ГУЛАГ – Главного Управления Лагерей НКВД СССР. 27 мая было проведено медицинское освидетельствование, главной целью которого было определить, насколько он пригоден для физической работы. Врач Аз.УНКВД Полянский удостоверил, что Вагнер здоров и пригоден к этапированию. При этом врач посчитал, что Вагнер может быть использован лишь на легком труде, потому что страдает склерозом, малокровием и другими расстройствами (но при этом все же «здоров»!).
В тот же день с сопроводительным документом за подписью нач. УСО Когана заключенный был отправлен в Сиблаг (Сибирские ИТЛ НКВД) в г.Мариинск. Он прибыл туда 13 июля, получив порядковый №195472.
Полученная Вагнером II степень трудоспособности отнюдь не исключала привлечения к труду, и с 13 октября Вагнер стал работать. Эффективным стимулом к производительному труду заключенных тогда была система т.н. «зачетов», когда при перевыполнении нормы один рабочий день засчитывался за 1,5-2 дня срока.
Вагнер старался. Согласно ведомости в его деле, на 1.01.1937 г. он заработал 184 зачетных дня. Однако 20 апреля из Москвы пришло распоряжение: снять зачеты «каэрам» и впредь их не производить. Это означало, что Вагнер должен был сидеть до календарного конца срока, т.е. 21.12.1937 г. Однако ему не было суждено выйти из лагеря живым.
В штрафном 9-м Ахпунским лаготделении Сиблага, где содержались осужденные за бандитизм и каэры, тяжелая работа на лесоповале и рудообогатительной фабрике в близлежащем г. Темиртау, холод в бараках и плохое питание (400 г хлеба и жидкая баланда для не выполняющих норму) способствовали массовым болезням. 3 августа 1937 г. Вагнер с ухудшением здоровья попал в стационар, и спустя всего 4 дня умер. В акте о смерти, который подписали заключенный-лекпом Барсуков К.Г. и медбрат Стотик С.С., в качестве причины смерти было указано крупозное воспаление легких.
Больше полстолетия после этого он официально числился во «врагах народа». Его благополучно обошла стороной хрущевская «оттепель», и лишь на закате Советской власти, он был реабилитирован 15 июня 1990 г. на основе Указа Президиума Верховного Совета СССР от 16.01.1989 «О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имевших место в период 30-40-х и начала 50-х годов».
К тому моменту все сотрудники НКВД, которые сфабриковали его дело, были уже мертвы, хотя некоторым из них довелось испытать страх перед расплатой.
Так, Хентов был арестован в ноябре 1938 г. и приговорен к 5 годам лагеря за то, что «перестарался» и забил насмерть подследственного. Умер в 1957 г. Лейхт в 1940-м уволен из НКВД, выслан как немец, и умер в ссылке. Пурнис был расстрелян в 1938 году. Май был уволен в 1938, как беспартийный, и умер в 1941 г. в Москве.
Сумбатов в январе 1938 был уволен с должности наркома и отозван в Москву. Был арестован по «делу Багирова», будучи зам. председателя Совмина Аз. ССР, сошел с ума и умер в психбольнице в 1960. Тевосян был уволен в 1939, и потом вплоть до смерти тихо проработал в Молдове и Москве по линии Министерства заготовок.
Всего, согласно отчету Сумбатова, усилиями Особотдела в 1935 г. был репрессирован 381 местный немец, включая Вагнера.
Государство до сих пор стоит на страже тайн НКВД. Когда в 2017 г. правнук Вагнера захотел получить материалы его дела, часть из документов ему не выдали, а в копиях имена свидетелей по делу были вымараны. Мотивировано это было тем, что якобы могли пострадать «интересы свидетелей» и раскрыться «методы оперативно-розыскной и контрразведывательной работы».
Не знаю, как другим, а мне представляется, что это уже перебор. Наоборот, нужно показать поколению, знающему о тех временах лишь понаслышке, как именно рождается клевета и за какой красной чертой у каждой стены вырастают уши. Иначе мы обречены на повторение не усвоенных нами уроков Истории.
Эльдар Зейналов
