COP29
Эксклюзивное интервью Аваза Абдуллаева изданию Minval.az
ДОСЬЕ:
Аваз Абдуллаев — Народный артист Азербайджана, солист Национального театра Манхайм (Германия), обладатель медали фонда И. Архиповой, Лауреат международного конкурса Бюль-Бюля.
Гороскоп:
Рыба-Дракон
Пристрастия:
Обожает вкусно поесть, любит готовить, в частности, блюда азиатской кухни — но не для себя, а исключительно для друзей и близких. Из сладкого предпочитает бисквиты.
Спортивные навыки
Ай-ки-до
Совет начинающим певцам:
Прежде, чем учиться выходить из образа, нужно для начала научиться в него входить.
Мнение автора:
«Я понял, что музыка, прозвучавшая во дворце архиепископа, не была случайной. Она уже играла — в его голове» (Сальери о Моцарте, М. Форман «Амадей»).
НЕБО И ЗЕМЛЯ: НАЧАЛО
Идея побеседовать с Авазом Абдуллаевым родилась в тот самый момент, когда на сцене Азербайджанского академического театра оперы и балета разворачивалась невероятная человеческая трагедия: несчастный шут жестокого и легкомысленного ловеласа-герцога умоляет вернуть единственную дочь, похищенную ради мимолетной услады властелина. Эта страстная мольба старого больного отца, полная страшных, смятенных чувств, оглушила меня, заставила страдать, буквально вывернула наизнанку мою душу. Игра Аваза Абдуллаева была настолько искренней, что в зале многие зрители плакали, даже не пытаясь скрыть своих слез.
С момента спектакля прошло довольно много времени, но очарование не проходило. И, как на зло, я никак не могла связаться с Авазом Абдуллаевым, потому что у меня не было его контактов, и еще потому, что плотный график артиста, работающего за границей, был никак не совместим с моим рабочим временем. Но я не теряла времени зря, уже заранее разрабатывая концепцию будущей беседы, которая – как я искренне верила – обязательно должна была состояться, несмотря ни на что. И наконец, мои старания достучаться до А. Абдуллаева все же увенчались успехом, мы договорились о дате и времени интервью, которое состоялось в онлайн-режиме.
— Наверное, далеко не у каждого оперного певца получается столь точно и качественно создать образ своего героя. Но на сцене Азербайджанского театра оперы и балета я увидела такого Риголетто, какого еще никогда не было. Скажите, каково было Вам, человеку, не имеющему изначально никакого музыкального и театрального образования (зато имевшему прямое отношение к небу), столь блестяще отточить мастерство перевоплощения?
— Да, моя первая специальность действительно имеет отношение к небу: в 1998 году закончил Академию Авиации в Баку, по образованию инженер-механик. Отслужил в армии, отдал, как говорится, свой долг Родине, после чего пошел работать поваром, и работал довольно-таки долго – целых 5 лет. В кулинарной сфере я самоучка, у нас в семье все любят поесть и готовить – мама была знатным специалистом национальной кухни, сестры — профессиональными кондитерами, и потому дня без торта в нашем доме никогда не бывало. Освоить навыки приготовления азиатских блюд мне помог друг – повар японской кухни, впоследствии устроивший меня на работу в новый ресторан. В частности, это был опыт работы с ножом (естественно, не обошлось без глубоких порезов). Но, тем не менее, в ресторан меня все-таки взяли, и буквально через год я уже работал на позиции шеф-повара. В последние годы работы в ресторане я стал усиленно заниматься вокалом в консерватории, но было сложно разрываться между основной работой и занятиями. Мне пришлось оставить ресторан и поступить в Консерваторию. Хоть с момента моего поступления прошло много лет, но, тем не менее, я все равно хочу сказать в очередной раз искреннее СПАСИБО тем людям, которые помогли мне – Фархаду Бадалбейли, членам общества «Женсовет Азербайджана» (во главе с ныне покойной Земфирой Вердиевой), которые написали письмо руководству Консерватории, Фидан ханум и Хураман ханум Касимовы тоже посодействовали моему зачислению в этот вуз, написав письмо на имя тогдашнего министра образования Мисира Марданова. Меня без экзаменов приняли на второй курс, и буквально через год я уже был солистом Азербайджанского академического театра оперы и балета. Что же касается сценического образования, то мне просто посчастливилось попасть в класс Гюльахмедовой-Мартыновой, которая, к сожалению, ушла из жизни пару месяцев назад. Я называл ее моей «сценической мамой». Все мои навыки, мое понимание внутреннего мира образа – все это было приобретено именно благодаря ей, моей «сценической маме», которая помогла мне раскрыться, за что я ей навсегда останусь бесконечно благодарен.
— Говорят, что самое сложное для артиста – выйти из образа. Ваш Риголетто был настолько потрясающим, настолько искренним, что заставил меня задуматься не только о горе и трагедии отца, но еще так же и том, каким образом вы вышли из этого образа? Ведь это же было что-то невероятное! Столько эмоций, словно реально пережитых, столько обиды. Образ – депрессивный, трагический…, как же удалось Вам снять его с себя?
— Ели говорить честно, как на духу, положа руку на сердце, эта способность выходить из образа и не продолжать жить в нем, она пришла относительно недавно, несмотря на мой опыт работы. Ведь я в течении 10-ти лет был ведущим солистом государственного академического театра оперы и балета. Затем я уехал работать в другие страны, но умение, как я уже и говорил, пришло совсем недавно. Сейчас я уже умею выходить, но раньше процесс был чрезвычайно труден для меня. На самом деле были депрессивные моменты в жизни. Ведь если вы посмотрите на мой репертуар, в котором не менее 35 опер, из них только две положительные роли – Фигаро в «Севильском цирюльнике» и художник Марчелло в «Богеме» Пуччини. Все остальные образы – это ревнивцы, злодеи, цари, деспоты, тираны – то есть целая плеяда отрицательных героев, многие из которых оставляли в душе (и в голове) существенный отпечаток. Были моменты, когда между спектаклями я просто был разобран, как говорится, по частям, и никак не мог понять – где я. Мне приходилось запираться в комнате, в полной темноте. Такое состояние было после оперы «Макбет», когда я долго лежал на кушетке, уставившись в кромешную тьму – настолько сильным был образ моего героя, который ну просто никак не хотел меня отпускать. Иногда настолько входишь в переживания твоего героя, что грань между двумя мирами стирается, и ты уже не различаешь — в каком из них ты сейчас находишься. А вообще любой артист должен на своей шкуре испытать всю сложность этого процесса. К чему теория вообще, если за ней не следует практика? Свою первую оперу «Богема» я спел в день своего рождения, 12 марта. В тот год мне исполнилось 28 лет, затем подряд пошли спектакли: «Трубадур», «Травиата», и я захотел спеть Риголетто. Я помню, как многие отговаривали меня от этой мысли, говорили, что мне еще рано, что 2-3 года на сцене – это не срок для исполнения такой серьезной и трагической роли, говорили, что я сорву голос, исполняя партии Риголетто. Но спасибо дирекции театра, которая доверила мне эту роль. Я сказал: ребята, я должен это спеть. Пусть я потеряю голос, пусть это будет мой последний спектакль, но я должен! Знаете, вот прямо изнутри этот образ меня словно распирал. И вот я его спел, сыграл, вжился. Но не сказать, что выплеснул его из себя, растратил его в тот вечер на сцене. Как спел? Ну, на тот момент мне казалось, что получилось неплохо. Через несколько спектаклей ко мне подходит преподаватель из Консерватории и говорит, что пока я не изживу в себе так называемую самость, Риголетто мой не станет искренним, он попросту неправильный сейчас какой-то. И спустя какое-то время я понял, что именно педагог имел ввиду: любование собой, своим голосом, и было еще Я – помимо образа. Но благодаря урокам моей «театральной мамы», бесед с ней я понимал, что от меня хотят + немалую роль сыграли поездки на запад и работа с режиссерами и дирижерами совсем другого уровня. И вот это был такой вектор, благодаря которому я стал лучше понимать свою цель: я попросту стал убирать самого себя. И с тех пор так и пошло: первый шаг из-за кулис на сцену – и меня уже нет. Да, включены все твои веб-камеры, развернутые на 360 градусов, ты видишь все – вплоть до тех, кто стоит за этой камерой. Но на сцене – только образ, поющий твоим голосом.
— Скажите, как Вы относитесь к концертным постановкам оперы? Не многие артисты их на самом деле любят. У Вас, насколько мне известно, подобный опыт был, вы выступали в роли летописца в «Иване Грозном», который был поставлен на сцене Бакинской Филармонии. К сожалению, я не присутствовала на этом вечере, но те, кто видел Вас в этой роли, остались очень довольны. Да и сейчас мы своеобразную летопись вашей жизни пытаемся написать….
— Концерт на самом деле мне гораздо сложнее, чем спектакль, потому что в спектакле есть, за чем спрятаться: надел костюм, наложил грим, вышел — и тебя нету. А на концерте, когда зритель буквально в полуметре от тебя сидит, вот так запросто выйти и спеть – гораздо напряженнее и волнительнее, чем петь в спектакле – во всякой случае, для меня.
Я исполнял в Баку русскую оперу– пел Алеко Рахманинова, а в Лионе я исполнял эту оперу вместе с нашей соотечественницей солисткой Большого театра Дилярой Алиевой — под руководством Плетнева. Так же я исполнял партию Грязного из «Царской невесты» в Штатцопер в Берлине. Сейчас я нахожусь в Швейцарии, и буквально в конце недели возвращаюсь в Германию, затем лечу в Москву на пару дней – подготовить образ, и в коне месяца улетаю в Глазго, где у меня состоится дебют, состоящий из двух опер: «Алеко» и «Франческа да Римини» — две оперы в один день. Кроме того, русская опера – это, естественно Прокофьев, его бесподобная опера «Огненный ангел», которую я исполнял в Берлине, в Дюссельдорфе, в Глазго – буквально пару месяцев назад, и которую буду исполнять в Сантьяго.
ЗЛОДЕЙ С ДУШОЮ РОМАНТИКА
— Есть ли персонаж, воплощенный Вами, и с которого вы берете пример, ассоциируете себя с ним?
— Учитывая тот факт, что более 30-ти моих образов – злодеи, эдакие Бармалеи, то не очень хотелось бы себя с ними ассоциировать. Но все же есть, конечно же, какие-то очень интересные качества у моих героев, которые иногда проявляются во мне, и я понимаю: наверняка что-то такое во мне все же сидит, раз воплощение образов этих дается мне легко. Слава Богу, я никого еще не убил (смеется).
— Вы работаете за границей, и редко приезжаете в Баку. Скажите, удается ли донести до иностранцев волшебство нашей национальной музыки, красоту нашей оперы?
— К сожалению, постановок нашей национальной оперы за границей не бывает. Правда, у меня были попытки: я исполнил две главные роли в опере «Интизар» Франгиз Ализаде (по либретто Наргиз Пашаевой), в которой создал два совершенно разных образа – добра и зла. И я бы очень хотел, чтобы эта опера шла буквально везде, потому что она очень актуальна. Я говорил на эту тему постановки азербайджанских опер с директорами европейских театров, но когда они получали музыкальный материал, то реально спотыкались на моментах фольклора, который на Западе не сможет исполнить никто. Это сразу их пугало, они не знали, что с ним на самом деле делать. И вообще, мне кажется, что усилий одного человека просто недостаточно. Необходимо содействие Министерства культуры Азербайджана, необходима активная работа посольств Азербайджана в разных странах – отмечу, что работа в этом направлении на госуровне очень пассивна, особенно на Западе. Насколько мне известно, в странах Европы несколько раз была показана оперетта «Аршин Мал Алан». Но согласитесь, что одна эта оперетта никак не отражает всю красоту и самобытность нашей азербайджанской музыки. Во всем мире знают имя армянского композитора Арама Хачатуряна, но мало кто в курсе, что есть великие азербайджанские композиторы Узейир Гаджибеков и Кара Караев, Фикрет Амиров. О них мало кто слышал в Европе, и очень плохо, что наши структуры никак не работают в этом направлении. Но мы делаем, что можем. В Манхейме у меня был творческий вечер в театре, где помимо основной арии я исполнил еще и арию Мардана, а так же народную азербайджанскую песню. Знаете, публике это очень понравилось, людям было интересно. Среди наших соотечественников Азер Рза-заде, который заканчивал музыкальную академию в «Скала» (Италия) и сейчас работает в этой стране, так же исполняет народные азербайджанские песни. Но опять же все наши старания донести до западной публики красоту азербайджанской музыки – это просто капля в море, даже меньше. А все потому, что нет конкретной пропаганды, люди просто послушали и забыли. В этом направлении должна вестись целенаправленная работа, чтобы интерес западной публики был завоеван. Я понимаю, что в наше время это сложно, но, тем не менее, это просто необходимо.
ТАЛАНТ НЕ ИМЕЕТ ЦЕНЫ, НО СТОИТ ДЕНЕГ
— Знаете, меня очень печалит тот факт, что очень много талантливых певцов покидают Родину и уезжают на Запад, и даже те, кто пока что работает в Азербайджане – скоро уедут. Такое вот странное и гнетущее чувство сейчас у меня.
— Начнем с того, что когда человек в музыке, ему все время хочется расти. Хочется познавать новое в своей сфере. А у нас в стране, к сожалению, всего одна оперная театральная площадка – это государственный академический театр оперы и балета. Репертуар, конечно же, есть, но все равно хотелось бы большего: а именно работать с разными дирижерами, с разными режиссерами, которых в Азербайджане практически нет. И потому в поисках чего-то нового, в поисках развития артист должен обратить внимание на Запад, где в одной Германии более ста оперных театров. И есть чему учиться, есть прекрасная почва для необходимого роста. Но естественно, мы свою Родину не забываем. Я всегда с огромным удовольствием и с большой радостью приезжаю в Азербайджан, когда меня приглашают, если даже для этого приходится менять свои планы. Я очень люблю Азербайджан, нашу публику, родной театр, с которого все начиналось, ведь весь свой опыт я нажил именно в нем. Я не хочу об этом забывать и не стану.
Второй фактор – финансы, насколько оценивается в Азербайджане труд артиста. Это очень несправедливо. Пожалуй, это самая важная причина, заставляющая артистов уезжать с родины и работать на Западе. А ведь на самом деле ситуация плачевная. Представьте себе: молодые ребята и девушки поступают в Консерваторию, у них есть талант, который, естественно, надо развивать. Но реальность диктует другие правила, к сожалению. Представьте себе, что этот студент приходит в театр и слышит – во сколько государство «оценивает» его талант. А как прожить на эти деньги? Ничего, если исполнитель еще молод и не имеет собственной семьи. Но если семья есть, то как прожить на такие деньги? Человек должен думать о собственной квартире, о содержании жены и детей. И естественно придется где-то подрабатывать. А где? Правильно! В ресторанах и на свадьбах. Вы наверняка не в курсе, что микрофонное пение губительно для голоса. И так тихо-тихо исполнитель, который получает за свое выступление на свадьбе втрое больше, чем получает в месяц в театре, начинает отходить от профессиональной сцены. А все потому что пропадает напрочь желание и остается один вопрос: «А зачем мне вообще нужно это большое искусство, если оно не может меня прокормить?». И это ужасно! Я знаком со многими хорошими вокалистами, которые оставили вокал, театр, и ушли в ресторанный шоу-бизнес только потому, что там все это хорошо оплачивается. На самом деле артисты должны получать поддержку от государства. Должны быть разработаны специальные программы, направленные на социальные нужды артистов, в рамках этих программ должны выделяться общежития для артистов, жилплощадь для солистов, должна быть соответствующая зарплата. Но пока этого нет, и потому вполне потому вполне понятно, почему талантливые певцы уезжают из Азербайджана и работают за границей, потому что жизнь одна, понимаете? Одна! И надо ее прожить так, чтобы талант получил признание, развивался и дошел до апогея. А в нашей стране это просто невозможно. Я неоднократно поднимал вопрос и в Министерстве культуры, и в разных интервью говорил об этом. Но дело по-прежнему не сдвигается с мертвой точки. Если посмотреть на наши соседние страны – на Грузию и Армению, то можно с удивлением отметить, что зарплаты артистов в этих странах в разы больше, чем в Азербайджане. Когда коллеги из этих стран слышат о сумме зарплаты, которую выплачивают артистам из Азербайджана, они просто НЕ ВЕРЯТ! Представьте себе, что в театре Батуми (даже не в столице Грузии) зарплата солиста – 1000 долларов. Несмотря на то, что у них нет ни нефти, ни газа и много чего еще. В той же самой Армении – экономически бедной стране, зарплата артистов тоже в разы больше, чем у наших. Когда все это слышишь, то очень хочется сказать: «Зачем так много и вальяжно рассуждать о первом на востоке театре? Сто лет назад мы могли этим фактом гордиться. Но не сейчас». Не надо много говорить! Надо быть скромнее и больше делать для развития театрального мира. Если не можете – то нечего руками махать. Я не выношу прилизанную азербайджанскую прессу, которая постоянно пишет о достижениях, но практически ничего – о минусах. Мне стыдно, когда я читаю все это. Ведь информация эта не только для внутреннего рынка, ее читают во всем мире, и многие просто смеются над всем этим. Не надо бросаться словами о военной мощи, когда 20% территории оккупировано, когда в стране еще столько беженцев. Не лучше ли просто замолчать, а вернуть все, что у нас отняли, а потом уже гордиться тем, что мы – такие? Мне больно, очень больно от всего того, что вижу и читаю на наших отечественных сайтах. На самом деле все это просто смешно, потому что нам пока что гордиться нечем, мы – в минусе, в большом минусе.
— Конечно же, это очень печальный момент, но все же давайте вернемся к музыке. Есть ли образ, который Вы еще не воплотили, но мечтаете о нем?
— Сказать, что прям мечтаю…. Нет, наверное, я так не скажу. Как рывок для меня были «Набуко», «Макбет», Риголетто – естественно, «Отелло» (партия Яго), потому что это на самом деле совершенно разноплановые сильнейшие образы, работа над которыми была для меня на самом деле высшим пилотажем. После них все остальное кажется намного легче, и уже, пользуясь опытом работы со сложными образами, несомненно, все остальные покажутся проще. Мои герои – они уже во мне, и я пользуюсь их многогранностью, оттенками. Конечно же, мои герои разные, они отличаются друг от друга. В данный момент в Швейцарии идет репетиция оперы «Эдгар» Пуччини, это крайне редко исполняемая опера, но бесподобная! Отмечу, что это одна из ранних опер композитора. И сейчас я работаю над образом доброго, влюбленного рыцаря… Но тем не менее, сказать, что я сегодня мечтаю воплотить в жизнь какой-то особенный образ – нет. Все образы, о которых я мечтал, я спел. Просто я не знаком со всеми операми на сете – это огромный бескрайний мир, в котором мне, как я уверен, предстоит еще масса открытий. А там кто знает…. Но если честно, иногда бывает образ, который ты хорошо знаешь, но режиссер раскрывает его с совершенно невероятного ракурса, который прямо отходит и от либретто, и от задумки композитора, и ты летишь совершенно в другую Галактику, в другую солнечную систему, и понимаешь, что это просто ВАУ!!!! Какие краски увидел режиссер! Какую палитру!
О НОВАТОРАХ И КОНСЕРВАТОРАХ
— К слову о режиссерах и новых постановках старых опер. Как я поняла, вам очень нравится новаторство, так называемая свежая струя воздуха в пыльном закулисье средневековья?
— Вы знаете, раньше я был страшным консерватором в жанре исполнения классической оперы. И так думает все старое поколение зрителей и артистов, которые привыкли к тому, что оперный театр априори должен быть классическим. Но ведь и Верди в свое время был новатором, за что его многие не любили. А ваш любимый Моцарт — так вообще бунтарь! Время бесконечно, сюжеты, тем не менее, вечные, а значит – вне любого времени. Можно конечно же, послушать оперу в классическом исполнении, насладиться вокалом и вжиться в эпоху, созданную театральной труппой, гримерами и костюмерами. Но вкус зрителей постепенно меняется, и вкус исполнителей меняется под воздействием интернета и ТВ. Люди становятся более искушенными, они ждут потрясений, эффектов, особенно это важно молодым зрителям, которые ждут будоражащего воображение современного сюжета. Но вот тут есть существенное НО. Задача режиссера, который взялся за модерн-постановку, работать добросовестно, реально сделать что-то свое, то самое, что вызовет мурашки по телу зрителей. Отмечу, что по всему миру есть масса выскочек, которые заканчивают университет, воображают себя Дзеффирелли, которых «никто не понимает, потому что он такой вот талант», и начинает лепиться такая абракадабра, от которой не в восторге ни зрители, ни артисты. Зато потом начинаются оправдания в виде претензии о том, что «зритель не готов к такому высокому искусству». Мне кажется, что это очень неверная позиция, это неуважение к зрителям, я бы сказал. Если ты такой гениальный, то умей достучаться до них, потому что оперу ты ставишь для людей, а не для себя.
— Скажите, есть ли у Вас ученики?
— Я не ощущаю себя учителем, я просто могу поделиться опытом. Я не преподаю, хотя были предложения, и не раз. Но для меня это ответственность, словно бы ты берешь ребенка и начинаешь его воспитывать с нуля. А с моим графиком это не получается никак. Но в будущем мне интересна режиссура. Опять же – потом, когда-нибудь. Пока мне хочется петь, создавать новые образы, потому что есть очень много опер, в которых мне бы очень хотелось сыграть.
Яна Мадатова
