Ислам. Это слово безусловно я, как и многие дети советского безмятежья, наверняка, слышал не раз. Но все, как-то сторонились данной темы. И в день, когда мое внимание, как и всех, было приковано к каждому слову советского руководства, впервые задумался над этим понятием. Ибо нам вменялась вина «угрозы исламского фундаментализма». Это политическое клеймование с уст генсека и перестройщика, заставило меня, 17-летнего юношу впервые задуматься об этом. «Ислам», «фундаментализм», да и плюс еще угроза «исламского фундаментализма». Что же это такое, о чем мы ни сном, ни духом, но о чем говорят как об угрозе с нашей стороны?! В результате экзистенциональных поисков, которые сопровождались трудными вопросами, я начал черпать все об исламе. И впервые узнал, что есть обязательная молитва для мусульманина — намаз. Все это происходило в первые дни после 20 января 1990 года.
20 января 1990 года. День, когда стало очевидным, что это — начало конца советской империи. Империи с сильной, с мощной идеологической машиной. Где, по сути, буквально с пеленок, все было проложено. Октябренок, пионер, комсомолец — это был минимум идеологической, так называемой эволюции. Партийным же быть — означало быть уже носителем этой системы.
Вспоминая кровавую ночь с субботы на воскресенье, невольно преклоняешься перед той зеркальной чистотой помыслов, который был присущ людям конца 80-х. Помнится, еще в начале всего этого процесса, появился новый феномен — народофронтовец. И быть фронтовиком по духу, не по книжке, означало быть своим, родным, народным. И та ночь, была экзаменом зрелости. Экзамена, который был сдан кровью шехидов и поминанием шехидов.
Есть несколько понятий, которые возвратились с 20 январем 1990 года. Одним из этих понятий было именно это светлое слово «шехид». Слово, которое словно возродилось из казавшейся забытой народной памяти. Возродилась во всей своей красе, с коранической составляющей. Словно носители высокой духовности бросили вызов красной антибожественной идеологической стагнации.
Я помню, что первое политическое выступление пришлось на последний звонок. Последний звонок выпускников 1990 года. В ходе последних приготовлений к последнему звонку, каждому классу, как обычно, было предложено выступить от имени класса. Это своего рода дежурная благодарственная речь. И тут, в моем юношеском мозгу вспыхнула идея. Да это же возможность выступить и сказать всю правду о 20 январе, о наших шехидах! О правде, о которой старались в официальных местах замалчивать. Да и куда там официальным чиновникам и бюрократам, когда во дворе чрезвычайное положение и комендантский час! И вот, наконец-то, долгожданная минута, я подхожу к трибуне. Уже позже мне рассказывали, что, видя мое присутствие на трибуне, ныне покойный директор, выразил свое недовольство-де, кто его туда пустил?! Уважаемый мною этот педагог понимал, что я не просто поднялся на трибуну. Я помню это первое политическое выступление. Помню, как, начав, обратился с призывом почтить память наших братьев и сестер, которые стали шехидами ради нашего с вами будущего. И, наверное, это было первое выступление, в котором я, уже как человек, пришедший к намазу, среди всего наилучшего, что пожелал выпускникам, также пожелал счастье возвращения к своему «Я» – к исламской идентичности. Что было после этого выступления — тема отдельной статьи. Но, скажу откровенно, получить аттестат было не совсем легко…
20 января 1990 года. Уже прошло 23 года. Скажу без преувеличения, что мы — рожденные 20 январем. Да, мы не получили всего того, что мечтали. Но за эти годы, все четче и четче становится ясно, что «Знамя, поднятое однажды, не опустится никогда».
Ильгар Ибрагимоглу
нимдаш