Благословенная Нигерия, где 100 миллионов жителей из 160 миллионов существуют меньше чем на доллар в день, разбогатела настолько, что швыряет на ветер 6 миллиардов долларов в год, или свыше 2% своего ВВП. Такой вывод напрашивается из сегодняшних заявлений Нуху Рибаду, экс-главы нигерийского антикоррупционного ведомства. Приведенные чиновником цифры – это потери Нигерии от чудовищных краж нефти, по которым она занимает первое место в мире.
Шесть миллиардов, о которых говорил Рибаду, почти совпадают с оценками британского Королевского института международных отношений. На днях Четэм-Хаус наделал шуму своим докладом «Криминальная нефть Нигерии: что делать международному сообществу для прекращения экспорта ворованного сырья». Институт оценил годовые потери Нигерии от преступного промысла в 3-8 миллиардов долларов с тяготением к верхней границе. На ее трубопроводах разворовывается 100 000 баррелей в день – около 2% от суточной добычи сырья. С учетом того, что пропадает в экспортных терминалах, выходит вдвое больше. А с учетом потерь от остановки нефтепроводов на ремонт (он обходится нефтяникам где-то в 800 миллионов долларов в год) Нигерия недосчитывается 400 000 баррелей в сутки. Столько еще недавно давали все скважины Сирии вместе взятые. Потери нигерийцев от залитых нефтью рек и земель никто не считал.
Схемы, вскрытые Четэм-Хаусом, создали в стране вторую, теневую нефтяную промышленность – со своей добычей сырья, транспортировкой и переводом средств в крупные финансовые центры, где грязные нефтедоллары отлично отмываются. С легальной эта промышленность пересекается лишь в местах врезок в трубопроводы, да, пожалуй, еще в кабинетах чиновников.
С 1999 года, когда Нигерия (ныне – главный экспортер нефти в Африке) завела у себя подобие демократии, сюда с удвоенной энергией двинулись гранды мировой энергетики. Двинулись, чтобы, как недавно Shell, в один прекрасный день обнаружить на своих трубах сотню врезок, или, как Eni, терять от краж 60% сырья. На трубопроводах все обычно и начинается: к ним присасываются и террористы, и «специализированные» банды воров, и местные жители, которые не прочь нацедить из трубы на свои нужды.
Это нормальный бизнес для обширной и заболоченной дельты Нигера, залезть в каждый уголок которой власти не могут. А если и могут, то часто предпочитают иметь свой профит: о нигерийской коррупции давно слагают легенды. Без этого фактора масштаб хищений трудно объяснить, заключает Четэм-Хаус. У института есть и вот какие подозрения: «потери», о которых стенают иностранные нефтяники, подчас не что иное, как их собственный незаконный бизнес: сбывая сырье налево, они получают прибыль, но ничего не платят в казну Нигерии.
Врезки в трубу – лишь верхушка айсберга. Продвинутые нефтяные пираты уже строят на болотах импровизированные очистные заводики. Это вам не ватага негров, которая курочит кувалдами запорный клапан: у «специалистов» есть оборудование для врезок в подводные и подземные трубопроводы. А самые наглые даже ставят собственные насосы прямо на скважинах, прокладывая от них километры шлангов. На лодчонках местных жителей и на пиратских баржах, вместимость которых доходит уже до 19 000 баррелей, сырье выводится на какой-нибудь сомнительный танкер, вмещающий где-то 60 000 баррелей.
Здесь уже вотчина международных уголовных синдикатов, а также нефтетрейдеров всевозможных оттенков серого. Если кражи – это бизнес нигерийцев, то транспортировкой ворованного активнее других занимаются выходцы из России, Филиппин, Ганы, Грузии, Румынии, Греции, Украины и Камеруна. Контрабандная нефть на этом этапе смешивается с легальной, после чего концов уже не найти. Вообще чем ближе к живым деньгам, тем меньше следов. Еще недавно немалая часть нигерийского сырья шла на Запад, часто в США. Сейчас там в основном отмываются деньги, хотя и тут на пятки Нью-Йорку и Лондону наступают Дубай и его соседи. А само сырье идет в Азию – обычно в Индию, Китай и Сингапур.
Системной борьбы с этим бедствием Нигерия пока не ведет, и уж тем более нет до него дела другим государствам, чьи граждане перевозят и легализуют сырье. В 2009 году Абуджа, правда, объявила амнистию для боевиков, и кражи пошли вниз, но проблему это не решило. Пытались власти зайти и с другого конца – поднять стоимость нефтепродуктов и ограничить произвол чиновников, для чего в прошлом году были отменены топливные субсидии. Но после серии бунтов их пришлось сохранить, хотя и слегка урезав.
Схожие проблемы с Нигерией есть и у других политически нестабильных и/или авторитарных стран, подчеркивает Четэм-Хаус. Россия, по его данным, занимает второе место в мире по кражам нефти. Следом идут Мексика, Ирак, Индонезия и Колумбия, где, однако, воруют в десятки или сотни раз меньше. В нашей стране в 2011 году расхищалось до 150 000 баррелей в день – 1% тогдашней суточной добычи. Лидируют по воровству сырья Дагестан и Самарская область. Но, в отличие от Нигерии, где преобладают воры-«бизнесмены», в России заметно выше доля воров-террористов.
Есть у нас, правда, и сходства: страны наши велики и обильны, а порядка в них нет. Ни в России, ни в Нигерии власти и близко не подошли к решению проблемы. А поскольку кражи нефти выросли в отлаженный международный бизнес, бороться с ними нужно на уровне государств, а не только регионов и отраслей. Хотя у африканцев, к чести их будь сказано, эпидемия нефтепроводного пиратства стала, по крайней мере, официально признанной и широко обсуждаемой национальной бедой.
