4 октября исполняется 2 года страшной трагедии, произошедшей в Гяндже в период 44-дневной войны. Мирный город погрузился в страшный ад войны. В этот день армянские войска ударили ракетами Гяндже – колыбели культуры, родине поэта Низами.
Только в Гяндже в результате ракетных и артиллерийских атак вооруженных сил Армении 4, 5, 8, 11 и 17 октября погибли 26 человек, в том числе десять женщин и шестеро детей, 142 человека, в том числе 31 ребенок — получили ранения.
Напомню, что после ракетной атаки населенных пунктов Азербайджана, находящиеся далеко от зоны боевых действий, армяне бессовестно выдавали малышей, раненых в Гяндже за собственных, заявляя, что это армянские дети, пострадавшие в результате атак на Ханкенди и Шушу.
Эта ракетная атака со стороны Армении была первым серьезным ударом по территории, расположенной вне зоны боевых действий. После были Барда и Тертер. Гянджа первой приняла смертельный удар, бомбардировка этого мирного города вызвала гнев и ужас в сердцах всех граждан нашей страны.
Но мы, жители Баку, расположенного далеко от театра военных действий, не в полной мере понимали тогда, что такое война, хотя алтари героев, погибших за территориальную целостность Азербайджана установлены в каждом районе города. Но по-любому, война для нас была чем-то запредельным. Мы не слышали взрывов, не бежали ночью в бомбоубежища, не тряслись от страха при виде смертельных росчерков трассирующих пуль. Из всех ощущений войны было только постоянное чувство тревоги за наших бойцов, оплакивание героев, погибших, защищая Родину и бесконечная вера в то, что вот уже совсем скоро знамя Азербайджана будет развиваться над освобожденным от оккупантов Карабахом. Мы шли к этому дорогой длиной в 30 лет.
И потому, когда я приехала в Гянджу и своими глазами увидела масштабы разрушений, меня охватило чувство глубокого отчаяния и ужаса, захотелось спрятаться, забиться куда-нибудь, закрыть глаза и уши, только бы не видеть развалин и не слышать звенящей, мертвой тишины… Странное чувство охватило меня: вокруг были люди, они шли мимо, разговаривали, но я не слышала их, словно они проходили не в моей, а в какой-то другой реальности.
Мне бы просто смотреть со стороны, но нет, я должна была войти в ту самую арку, которая раньше держала стены, ныне лежащие в руинах. Арка сохранилась и именно в нее я решила войти, а не проникнуть на разрушенную территорию, обойдя арку стороной. И когда я вошла в нее, боль и скорбь души моей показали мне тот страшный день, когда вражеские ракеты ударили по Гяндже. Я слышала крики ужаса и боли, вой сирен и грохот взрывов, чувствовала запах гари и крови… Душа разрывалась на части, словно я, непостижимым образом пройдя сквозь время, оказалась в Гяндже в самый страшный ее день.
Я иду по обломкам, под ногами хрустят осколки стекол, черепица, зияют обломки домов, в которых многими поколениями строились счастливые сценарии жизни, кипела жизнь, но судьба распорядилась иначе, увы.
На фоне угасающего дня очертания становятся до боли прекрасными, ужас — более отчетливым, а отчаяние — более острым и глубоким. Я пришла на место Гянджинской трагедии на закате, и понимала, что будет тяжело. Но даже не представляла — насколько!
В самом сердце древней Гянджи — маленькая Хиросима, вокруг которой по-прежнему живут люди, ежедневно, ежечасно проходящие мимо этих страшных обломков, кладущие цветы и игрушки на алтарь памяти жертвам той страшной ночи… Это непостижимо! Жизнь во имя жизни, смерти нет….
Едва сдерживая слезы, подхожу к алтарю, смотрю на крохотные детские туфельки, игрушки и погасшие свечи, символизирующие прерванную жизнь, и понимаю, наконец, смысл пустой птичьей клетки, установленной на обломке стены. Так остро и пронзительно понимаю, что невольно подгибаются колени. Дотрагиваясь рукой до большого плюшевого зайца, обладателем которого мог бы стать один из погибших в эту страшную ночь детишек, но не стал. А я, пройдя через тот самый магический портал-арку, представляла, как именно этот погибший ребенок доверчиво протягивает мне свою любимую игрушку. Я медленно иду обратно, к тем самым дверям портала, уводящего в Закат. А они, эти погибшие дети, никогда уже не выйдут оттуда.
Я сижу около мемориала, вижу лица людей, которых уже нет в живых. Их стерла война в тот страшный день.
Когда измотанное страшным зрелищем сознание позволило мне снова почувствовать себя живой, я услышала, наконец, голоса проходящих мимо людей. Я задавала им всего один вопрос: Как? Как вы живете с разбитым войной сердцем? Видите каждый день эти страшные развалины? Не проще ли было построить на месте этих домов очередной парк с памятной доской?
Но гянджинцы ответили, что никогда не построят на месте этих развалин новых домов, эти отметины войны стали своеобразной и печальной визитной карточкой города.
«Трагедия не должна быть забыта – никогда! Каждый, кто приезжает в Гянджу, должен видеть масштабы армянского зверства, почувствовать нашу боль, которая никогда уже нас не отпустит. Армяне понимали, что проиграют войну и били по мирным городам от отчаяния, они уже были загнаны в угол», — отвечали мне собеседники.
… Когда я садилась в поезд Гянджа-Баку, солнце уже опустилось за линию горизонта, землю постепенно окутывали тени. Возможно, поэтому мне казалось, что по перрону идут 26 человек, среди которых женщины и дети, и когда поезд тронулся, они растворились в вечернем воздухе.
Яна Мадатова
Данная статья подготовлена при финансовой поддержке Агентства развития медиа Азербайджанской Республики по направлению «Доведение до мировой общественности правды об исторической победе в 44-дневной Отечественной войне под руководством Верховного главнокомандующего, преступлениях, совершенных армянской стороной против мира и человечности, а также военных преступлениях».
