-Что именно сподвигло Вас стать режиссером? Говорят, что человек, смотрящий в сценарий, и видящий не просто текст, а взаимодействие объектов в целом – уже режиссер в душе. Согласны ли Вы с подобной точкой зрения?
-Я вырос в «киношной» семье. Мои мама и бабушка работали на «Укркинохронике», наш дом находился практически на территории студии. Набегавшись с ребятами во дворе, мы шли в цех обработки плёнки пить бесплатную газировку из автомата. До сих пор помню острый, но приятный запах химикатов, которым было пропитано помещение. Дома у нас постоянно толклись кинематографисты. Правда, это были работники неигрового кино. Профессия режиссера была окружена особым ореолом. Общались с ними подчеркнуто уважительно. Так что еще в детстве я понял, кто в кино самый главный. К концу школьного обучения у меня сформировалось четкое стремление – стать режиссером! Надо сказать, что родители не очень-то меня в этом поощряли – мама хотела, чтобы я стал врачом. Но вместо медицинского я подал документы на кинофакультет Киевского института театрального искусства имени Карпенко-Карого. Был я совсем молодым и зеленым, но, очевидно, педагоги что-то во мне разглядели…
Насчет «взаимодействия объектов в целом» – думаю, вы правы. Мне кажется, что у режиссера, читающего сценарий, в голове должен рождаться поток визуальных образов. Не обязательно связанных с конкретными героями и обстоятельствами. Иногда это могут быть какие-то смутные ассоциации, воспоминания, ощущение дежавю. Если это происходит, значит, есть контакт. Другое дело, что далеко не каждый сценарий вызывает эмоциональный отклик.
-Есть такая точка зрения – режиссер с образованием точно знает, что можно делать в кадре, а что нельзя. Режиссер без образования не знает слово “Нельзя”, он снимает так, как велит душа, и потому фильмы могут получиться ничуть не хуже, чем у режиссера профессионального. Согласны ли Вы с подобным тезисом?
-Я все-таки считаю, что режиссура – это профессия. И учусь ей всю жизнь. Да, Эйнштейн сказал однажды: «Все знают, что это невозможно. Но вот приходит невежда, которому это неизвестно — он-то и делает открытие». Мне кажется, что этой гиперболой великий физик хотел подчеркнуть важность непредвзятого подхода. Режиссер должен знать свое ремесло. Он должен уметь работать с актерами, разбираться в драматургии, понимать работу оператора и делать тысячу других вещей. Но при всем при этом он должен быть открыт ко всему новому, неожиданному, незаезженному. Профессиональные навыки – основа, на которой вырастают плоды воображения.
Кстати, пример «в тему» из моего недавнего фильма. Съемки у нас были запланированы на весну 17-го года, но из-за производственной необходимости нам нужно было срочно отснять две сцены в декабре 16-го, еще на стадии подготовительного периода. Причем с исполнителями главных ролей! А их еще физически нет, кастинг только-только начался. Что делать? После недели лихорадочных поисков двух актеров я нашел. А вот с третьим были проблемы. Никто не казался мне стопроцентным попаданием. Эпизод очень важный – покушение на советского консула во Львове в 1933-м году. (Известное историческое событие – галицкий подпольщик Микола Лемык стрелял в сотрудника консульства, желая отомстить сталинскому режиму за голод на Украине). До съемок оставалось все меньше и меньше времени. Актера нет. Брать абы кого нельзя – под угрозой окажется весь фильм. Ситуация критическая. И буквально в последний момент в сознании промелькнула мысль – снять этот эпизод субъективной камерой. То есть без героя, его глазами. Как в компьютерной игре от первого лица. В кадре рука персонажа… он толкает входную дверь… секретарь приглашает его в кабинет консула… снова рука открывает дверь… консул встает из-за стола… в руке героя оказывается пистолет… выстрел!
Вот так я обошелся без актера и одновременно нашел необычное и, как мне кажется, интересное решение всего эпизода.
-Вы были первым человеком, кто снял в кино Виктора Цоя. Тяжело ли было с ним работать? Все ли Ваши установки он выполнял безоговорочно, или же были диспуты?
-Виктор Цой был очень закрытым человеком. Он держал дистанцию со всеми, кто не входил в его «ближний круг». Помню, как мы с администратором поехали встречать группу «Кино» в аэропорт. Мы наняли два такси – с тем, чтобы распределить музыкантов по два человека в машину. Но вместо этого они уселись вчетвером в одну «Волгу», а мы с коллегой – в другую. «Ты знаешь, эта команда – просто какой-то монолит», – сказал мне администратор. И «оттаял» Цой лишь к концу съемок. Тем не менее, его поведение на съемочной площадке можно назвать идеальным. В нём не было ни капли зазнайства, «звёздности», он всегда прислушивался к указаниям режиссера. Он видел, что наша маленькая съемочная группа (это был мой дипломный фильм) работает на износ и проникся нашим фанатичным отношением к делу. В свою очередь, я внимательно выслушивал его замечания, и если они казались мне уместными, я делал так, как он предлагал. Конечно, между нами иногда вспыхивали споры, возникали какие-то шероховатости – кино без этого не обходится. Но все это было вполне корректно.
Добавлю, что Виктор Цой не был профессиональным актером. По большому счету, он не умел, что называется, перевоплощаться. На экране он был самим собой. Но благодаря магии его личности от него невозможно было отвести взгляд.
-Делаете ли Вы раскадровки и следуете ли им в процессе съемок?
-Стараюсь раскадровывать все по максимуму. Я (вместе с художником и оператором) зарисовал процентов восемьдесят своего недавнего полнометражного фильма. Когда эпизод существует в виде раскадровки (или, как сейчас модно говорить, сториборда), у меня на душе как-то спокойнее. И это не просто рисунки. Перед тем как зафиксировать кадр на бумаге, мы с художником и оператором проговариваем мизансцену, наполнение кадра, точку съемки, тип объектива и многое другое. И в то же время раскадровка – это не догма, а руководство к действию. На площадке все может поменяться, и этому способствует миллион факторов – от самочувствия актера до расположения светила на небосводе. Но раскадровка задаёт главные ориентиры.
-Скажите, Вы на площадке диктатор, или же всячески поощряете экспромты?
-На площадке я исповедую авторитарный стиль руководства. Такая себе «мягкая диктатура». То есть, я прислушиваюсь к чьим-то советам и мнениям, но всегда четко даю понять, что последнее слово остается за мной. И тут дело не в личных амбициях, а в месте режиссера в процессе создания фильма. Он главный, потому что вся ответственность за будущую картину лежит на нем. Что касается актерской импровизации – поверьте, я был бы очень рад её увидеть. Но весь мой опыт говорит о том, что артистам на площадке, как правило, не до этого. Им бы текст запомнить.
Правда, как-то раз я столкнулся на площадке с неожиданным «экспромтом». Я снимал телевизионную комедию «Семь дней до свадьбы». По сюжету у одной из героинь фильма был личный телохранитель. Его играл непрофессиональный, но очень фактурный парень по имени Артур. Культурист с развитой мускулатурой. И я обратил внимание на то, что он как-то странно посматривает на свою хозяйку. «Артурчик», – спросил я его, – «в чем дело? Почему ты так на неё смотришь?». Смущаясь, он признался мне, что актриса убедила его в том, что он в неё тайно влюблен, и он пытается сыграть это чувство. Пришлось срочно прекращать самодеятельность.
-Порой молодые актеры пытаются самоутвердиться, уже при наличии фамилии “В эпизодах” мнят себя звездами первой величины, всячески тормозят съемочный процесс. Как Вы поступаете в подобных случаях? Перевоспитываете или прощаетесь?
-Я подобного рода персонажей стараюсь отсекать еще на стадии кастинга. Гипертрофированное самомнение, как правило, сразу бросается в глаза. К актерам я присматриваюсь очень внимательно, потому что понимаю, что потом поменять что-либо будет практически невозможно. Представьте себе, что вы утвердили исполнителя, он начал сниматься, и где-то в середине съемочного периода, убедившись, что его уже не попросят на выход, он начинает создавать проблемы. Вот что делать? На то, чтобы заменить его другим артистом, нет ни денег, ни сроков. Остается, сцепив зубы, довести дело до конца – с ущербом для себя, для фильма и для других членов съемочной группы. Поэтому кастинг – необычайно важный этап. На нём проверяется не только профессиональное мастерство, но и человеческие качества. Когда-то Эльдар Рязанов сказал, что чем крупнее артист, тем меньше в нем понтов. У меня в кино не снимались суперзвезды, но я делал много интервью с выдающимися актерами для телевидения и для своего документального фильма об украинском кино 60-70-х. И каждый раз я убеждался в правоте Эльдара Александровича. Я беседовал с Олегом Янковским, Богданом Ступкой, Олегом Басилашвили, Галиной Волчек (она, конечно же, прежде всего режиссер), Константином Хабенским, Виктором Сухоруковым. Их всех отличала интеллигентность, простота в общении, деликатность и вежливость. К сожалению, Янковского и Ступки уже нет рядом с нами…
-Ваш друг Виктор Конисевич иногда оставляет в своих фильмах/сериалах своего рода автограф – снимается в эпизодических ролях. Оставляете ли Вы подобные автографы своему зрителю?
-Эту моду когда-то ввёл Альфред Хичкок – он на пару секунд появлялся почти во всех своих фильмах. В советском кино традицию поддержал Эльдар Рязанов. Виктор по образованию и по первой профессии актёр – мы подружились, когда он снимался в моем студенческом фильме. Думаю, что в его режиссерской жизни ему слегка не хватает лицедейства, так что эти «автографы» являются своеобразной отдушиной. Мне же это никогда не приходило в голову. Хотя… В институте по актерскому мастерству у меня была пятерка. Так что поживем – увидим.
-Порой на съемочной площадке происходят забавные ситуации, курьезы. Или актеры по-доброму подшучивают друг над другом, а иногда и режиссер, чтобы раскрепостить актеров что-то придумывает, и контакт сразу налаживается. Можете ли припомнить одну из подобных ситуаций?
-Я всегда стараюсь создать на площадке раскованную непринужденную атмосферу. Это благотворно влияет на всех – и на актеров, и на группу. Еще один важный фактор – исполнители массовых сцен, или, попросту говоря, массовка. Их нужно зажечь, заразить своим видением эпизода, потому что это довольно равнодушная публика. Для того, чтобы развеселить людей, изображавших посетителей стриптиз-клуба, я крутился вокруг шеста. Во мне больше ста килограммов веса, так что зрелище было не для слабонервных. Но зрители хохотали, и нужная обстановка была создана. Чтобы привести детей, которые иногда у меня снимаются, в хорошее расположение духа, я изображаю героев мультфильмов и пою песенки. Я не боюсь показаться смешным. Когда артисты видят, что режиссер «играет», они стремятся показать, что могут гораздо лучше, чем он.
Я только что завершил полнометражный игровой кинофильм под названием «Экс». Это слово из лексикона профессиональных революционеров, сокращение от «экспроприация», то есть изъятие денежных средств на нужды революции. Рассказывает он о борьбе украинских подпольщиков против польских властей в западных областях Украины в начале 30-х годов прошлого века. Снимались у меня сплошь дебютанты – молодые, талантливые, но совершенно неопытные актеры. И я изо всех сил старался вселить в них веру в себя. Я излучал максимум позитива, никогда их не ругал, не раздражался и не повышал голос. И даже не подшучивал над ними, потому что понимал, насколько уязвима психика начинающего актера. И, по-моему, это сработало.
-Говорят, что досуг для творческого человека – накопление впечатлений для последующей реализации. Как проходит Ваш досуг, есть ли хобби, увлечения?
-Какого-то серьезного увлечения у меня нет. Я знаю кинематографистов, которые с энтузиазмом занимаются живописью, ходят под парусом, разводят пчел, участвуют в мотогонках. Но все это – не знаю, к сожалению или к счастью, – не для меня. В том, как я провожу досуг, нет ничего необычного. Я читаю, смотрю кино, иногда люблю посидеть в хорошей компании. В теплое время года выбираюсь за город – в маленький домик под Киевом, послушать пение птиц и жужжание шмелей. Что касается накопления впечатлений, то для меня главным их источником является общение с другими людьми. Даже в дружеской беседе «за рюмкой чая» во мне часто просыпается режиссер, и я стараюсь раскрутить человека на какие-то интересные подробности из его жизни. Благо, люди любят рассказывать о себе…
-Бывали ли Вы в Баку? Нет ли желания приехать, если не поработать, то просто отдохнуть, побывать на море, побродить по Старому Городу?
-К моему большому сожалению, я никогда не бывал в Баку. Знаю, что это город с глубокими культурными и кинематографическими традициями. Еще с институтской скамьи помню классический азербайджанский фильм «Аршин Мал-Алан» режиссеров Тахмасиба и Лещенко с прекрасным певцом и актером Рашидом Бейбутовым в главной роли. Сильным зрительским впечатлением стала для меня в свое время картина «Допрос» режиссера Расима Оджагова по сценарию Рустама Ибрагимбекова. В ней, как мне кажется, Александр Калягин сыграл одну из лучших своих ролей в кино. В Баку выдающийся документалист Роман Кармен снял две прекрасные ленты – «Повесть о нефтяниках Каспия» и «Покорители моря». Так что Баку является для меня своеобразной «точкой притяжения». Очень надеюсь, что эта встреча состоится!
-Блиц. Любимый фильм. Любимое произведение (книга). Любимая музыка. Если всего много, то что-то из недавно услышанного, прочтенного, увиденного.
– Фильм – «Гражданин Кейн» Орсона Уэллса. Тут я не оригинален, эта картина 1940 года много лет подряд лидировала во всевозможных рейтингах. С книгами сложнее – их можно перечислять десятками. Но, пожалуй, самое яркое впечатление за последнее время – «Радуга земного тяготения» Томаса Пинчона. А вот в музыке точно не могу назвать свой «номер один». Жаль, что в юности так и не освоил классику, оставшись поклонником рок-н-ролла…
-Ваши пожелания самому себе, Вашим зрителям, читателям этой публикации.
-Себе я желаю побыстрее запуститься в производство с новым фильмом. Зрителям и читателям – почаще ходить в кино, несмотря на занятость. Давайте поддерживать эту прекрасную традицию!
М.Шахбази
