Артист не должен выглядеть нелепо, какую бы эпоху он не представлял. Так в интервью Minval.az сказала восходящая звезда оперной сцены Фатима Джафарзаде, лауреат международных конкурсов, в том числе и конкурса им. Елены Образцовой. Обладательница лирического сопрано – голоса более крепкого, нежели сопрано колоратурное.
Отметим, что это голос мягкий, с большим динамическим диапазоном, богатый и красивый тембр. Этим голосом зачаровывали зрителей Рената Тебальди, Инге Борк, Дебора Войт, Барбара Фриттоли, Монсеррат Кабалье, Анна Нетребко и многие другие великие исполнительницы из мира оперного искусства.
Фатима выросла в семье, совершенно не имеющей отношения к музыке: мама – военкор, папа – полковник. Но родители разглядели в маленькой Фатиме зачатки большого таланта, и решили – пусть дочка поет. А пела девочка хорошо и много, целый день распевала – и в гостях, и дома, у нее был абсолютный слух. И вот мечта Фатимы постепенно обрела реальную форму: ее отдали в музыкальную школу им. Бюльбюля, по классу скрипки, но девочка еще и обучалась факультативно вокалу. Дальше была бакинская музыкальная академия, хоровая капелла. И наконец, Фатима Джафарзаде пришла в главный храм – Государственный академический оперный театр, и сразу же попала дружную артистическую семью.
– На самом деле, есть чему удивиться, ведь не секрет, что мир искусства имеет довольно нелицеприятную изнанку.
– Но только не в нашем театре. Здесь все по-другому, мы живем в атмосфере понимания и согласия, потому что руководство создает для этого все необходимые условия. Не зависти, нет интриг – самое главное, потому что в иной атмосфере очень сложно было бы работать. Впервые я вышла на сцену в 2006 в театре UNS, в спектакле на музыку Тофика Кулиева. Я была там самой маленькой солисткой, мне было все 11 лет. Особенно сложно было из-за понимания того, что я выступаю перед президентом Азербайджана Ильхамом Алиевым и его супругой Мехрибан Алиевой, перед министрами и государственными деятелями. Это была большая честь для меня. Но, несмотря на все мои внутренние страхи, концерт прошел очень успешно. Потом я еще неоднократно выступала на госконцертах. Кроме того, были гастроли по Италии – я запомнила дату 20.02.2020, через неделю началась пандемия коронавируса. Так же запомнились мои выступления в Пекине, Байрёйтский фестиваль в Германии в 2016 году (в тот год представляли вагнеровского «Парифаля»), многократные гастроли в Турции.
– Говорят, что многие начинающие певцы проходят через странный синдром навязчивой мелодии. Это правда?
– Если честно, то музыка у меня постоянно в голове, но не навязчивая, она звучит, сопровождая по жизни. Музыка – как элемент, как смысл жизни, как своеобразный урок, который мы все извлекаем, как необходимость в нашей профессии. Скажу честно от имени всех оперных певцов: гораздо хуже, если музыка не звучит в наших головах.
– Вы много гастролировали и с учетом того, что впереди у вас еще очень долгая творческая жизнь, поездок будет немало. Но все же, какой город запомнился больше всего, запал в сердце?
– Я в восторге от Дрездена, очень спокойный город, невероятно гармоничный. И еще – Прага. Это сказка, музыка, воплощенная в архитектурном стиле, и, кроме того, это единственный город в Европе, где сохранился народный театр, в котором выступал Вольфганг Амадей Моцарт. В 2015 году у нас были репетиции в Народном театре, но выступали мы уже в другом театре. Мы представили пражской публике наш национальный репертуар, песни композитора Тофика Гулиева, Ниязи. Чехи были просто в восторге. В 2017 году мы приехали в Прагу с проектом Турксоя, из азербайджанских солисток камерного хора была только я, меня направила консерватория, я была тогда студенткой. Мы исполняли народные песни, мугам с хором, было очень красиво. Инициатором концерта выступила азербайджанская диаспора Праги. Ну, а потом, после концерта, мы пошли в ресторан «Баку», который открыли наши соотечественники. Что мне особенно запомнилось в Европе? Колокольный звон, он невероятно успокаивает.
– Я, как зритель, обращаю внимание на то, что артисты оперы и балета приходят на спектакли. Они в качестве зрителей внимательно смотрят на сцену. Всегда интересовал вопрос: неужели всего этого не хватает им в течение рабочего дня?
– Скажу так: мы извлекаем уроки из увиденного. Коллеги поют, а мы наблюдаем, изучаем, делаем выводы, в голове строятся определенные схемы, главное – как постановка смотрится из зрительного зала, ведь сцена – это полное видение оркестровой «ямы», которая в зрительном зале выглядит именно как яма – она отгорожена и находится в углублении. Мы же, артисты сцены, видим и дирижера, и музыкантов. Кроме того, сам зрительный зал мы видим не полностью – для нас это квадрат, -заключенный в сценические рамки, и не более. Ну и отдыхаем заодно. Когда я пришла в театр, я попросила позволить мне петь в пустом зале, потому что я должна ощущать зал, энергетику. И спасибо, что мне позволили это сделать. Иногда я просто стою на пустой сцене и представляю зал, наполненный публикой, представляю, как я буду петь, как двигаться, проигрываю роль в голове.
– Расскажите о вашем дебюте.
– Мой дебют в театре оперы и балета – это «Севиль», именно в ее образе я впервые вышла на сцену родного театра. Но самая желанная ария – это, несомненно, Леонора в опере «Трубадур». И, конечно, Виолетта в «Травиате». Наверняка через год я смогу достигнуть соответствующего уровня. В планах – Нетта в «Паяцах» Руджеро Леонкавалло, Микаэлла в «Кармен», Сантуция в «Сельской чести», Мими в «Богеме». Репертуар надо менять, но не часто. Пусть будет всего две роли, но запоминающиеся. Остальные роли – практика.
– Почему-то я вижу вас в роли Джульетты Гуно. Эта партия написана для вашего голоса, да и вы сами – тонкая, изящная, радостная, словно соловей на ветке.
– Арию Джульетты я исполняла, когда училась на 4-м курсе. Интересная роль, но пока что в нашем театре не было обсуждений о постановке этой оперы. На самом деле, конечно, хотелось бы попробовать сыграть в этой опере.
– У вас уже оформленное женское сознание, и вы прекрасно знаете, что такое любовь. И мне кажется, что именно этот фактор подвигнет вас спеть Джульетту просто блестяще, прочувствовав этот образ. Звезда оперной сцены Афаг Аббасова, чьей большой поклонницей я являюсь, в интервью сказала, что каждый артист должен дойти до понимания образа, и главный критерий понимания – возраст. К примеру, партию Нормы, с которой Афаг ханум справилась бы просто блестяще, ей петь еще рано. Она так и сказала: через пару лет, не раньше.
– Да, она права. Я очень люблю «Чио Чио Сан», но мне петь эту оперу очень рано. «Трубадур», «Тоска» – все это хотелось бы спеть, но рано пока.
– Давайте поговорим об эстетике. Я знаю, что руководство театра дает артистам возможность выбора костюма, нет той «обязаловки», которой печально прославилось время канувшего в лету СССР: пыльные, неоднократно ношенные и залатанные костюмы, пропахшие нафталином, свалявшиеся парики… Сейчас с артистами театра работают профессиональные костюмеры и портные.
– Совершенно верно. Мы имеем возможность выбора, создавая тот или оной сценический образ. Артист не должен выглядеть нелепо – какую бы эпоху он не представлял. И если, к примеру, солистке не идет зеленый цвет, она просит заменить наряд на красный или бежевый, это нормально. Ведь зритель не только слушает, он смотрит на нас. Театр начинается с вешалки, спектакль – с образа, а образ должен вызывать у зрителя одобрение. Но главное даже не это: в своем костюме я должна быть собой.
– С какой эпохой, с каким веком вы отожествляете себя?
– Если честно, я пока еще слишком молода, чтобы над этим размышлять. Но вопрос очень хороший, глубокий. Надо будет обязательно основательно поразмыслить.
– Но если говорить о сильных ощущениях, вам наверняка есть, что вспомнить?
– Когда я впервые побывала в Шуше на фестивале «Хары бюльбюль», я видела орлов. Как символ свободы, они парили над освобожденной Шушой. Город, в котором я никогда ранее не была. Наш. Родной. Неотъемлемая часть Азербайджана, наша жемчужина, гордость. Мы не могли скрыть слез счастья и гордости. Словно нам вернули потерянную радость жизни, и мы снова начали дышать. И эти орлы, парящие над Шушой, стали символом этого счастья. Впервые петь в освобожденной Шуше – это состояние незабываемое, словно ты заново родился на свет в этот день. И в то же время мы ощущали глубокую печаль, зная, что за сегодняшнее состояние счастья проливали кровь наши доблестные солдаты, отдали жизнь наши дорогие шехиды. И когда исполняли «Карабах шикестеси», мы все плакали и даже не пытались скрыть своих слез.
Яна Мадатова
