Бьюсь об заклад, вы думаете, что знаете. Но, возможно, вы и не знаете. Конечно, Адольф Гитлер, Иосиф Сталин и Мао Цзэдун были диктаторами. Таковыми были Саддам Хусейн и оба Асада — Хафез и Башар. Но во многих случаях ситуация не так проста и ясна. Во многих случаях реальность и нравственная сторона вопроса гораздо сложнее.
Дэн Сяопин был диктатором, не так ли? В конце концов, он был боссом Коммунистической партии Китая с 1978 по 1992 год. Он не был избран. Он управлял через страх. Он одобрил резню протестовавших на площади Тяньаньмэнь в Пекине в 1989 году. Но он также повел Китай в направлении рыночной экономики, которая подняла уровень жизни и степень личной свободы для большого числа людей в более короткий период времени, чем когда-либо прежде в истории экономики. Это достижение дало возможность оценить Дэна как одного из величайших людей 20-го века, наравне с Уинстоном Черчиллем и Франклином Д. Рузвельтом.
Так справедливо ли относить Дэна к той же категории, что и Саддама Хусейна, или даже Хосни Мубарака, лидера Египта, чье авторитарное правление сделало очень мало, чтобы подготовить свой народ к более открытому обществу? В конце концов, ни один из этих трех людей никогда не был избран. И все они управляли людьми при помощи страха. Так почему бы не поместить их всех в эту категорию?
Или как насчет Ли Куан Ю и Зин аль-Абидина Бен Али? На ранних стадиях правления Ли в Сингапуре он, конечно, вел себя в авторитарном стиле, как и Бен Али в течение всего своего правления в Тунисе. Так что, не заслуживают ли они оба того, чтобы назвать их авторитарными правителями? Тем не менее, Ли поднял уровень и качество жизни в Сингапуре с уровня некоторых из беднейших африканских стран в 1960-х на уровень самых богатых стран на Западе в начале 1990-х годов. Он также создал меритократию, хорошее управление и городское планирование мирового класса. Двухтомные мемуары Ли читаются как страницы «Жизнь благородных греков и римлян» Плутарха. Бен Али, напротив, был просто бандитом из службы безопасности, который сочетал жестокость и экстремальный уровень коррупции, и чье правление было отмечено в значительной степени отсутствием реформ. Как и Мубарак, он предложил стабильность, но несколько иного плана.
Вот мы и подошли к сути дела. Разделение мира в черно-белых тонах между диктаторами и демократами не полностью учитывает политическую и моральную сложность ситуации на местах во многих десятках стран. Эта пара категорий — демократы и диктаторы — просто слишком расплывчата для адекватного понимания многих стран и их правителей — и, следовательно, для адекватного понимания геополитики. Она, конечно, существует в силу примитивного и простого мышления и таких же высказываний. Упрощение сложных моделей позволяет людям увидеть основные критические истины, которые они, возможно, иначе пропустили бы. Но, так как реальность по своей природе очень сложна, слишком сильное упрощение приводит к неискушенному взгляду на мир. Одной из сильных сторон лучших интеллектуалов и специалистов геополитики является тенденция комплексного мышления и сопутствующее умение видеть тонкие различия.
Четкие разграничения должны быть в геополитике и политической науке. Это означает, что мы признаем мир, в котором так же, как есть плохие демократы, есть хорошие диктаторы. Мировые лидеры во многих случаях должны быть классифицированы не в черно-белых тонах, а во многих неопределенных оттенках, охватывающих спектр между черным и белым.
Еще несколько примеров:
Наваз Шариф и его соперник, покойная Беназир Бхутто, когда они поочередно правили Пакистаном в 1990-е годы, были ужасными администраторами. Они оба были избраны избирателями, но каждый из них управлял насквозь коррумпированным, недисциплинированным и неразумным образом, сделав свою страну менее стабильной и заложив основу для военного правления. Они были демократами, но демократами не либеральными.
Покойный король Иордании Хусейн и покойный Пак Чжон Хи в Южной Корее были диктаторами, но их динамическое, просвещенное правление в нестабильных географических регионах принесло развитие и, как следствие, относительную стабильность. Они были диктаторами, но диктаторами либеральными.
На этом фоне политических и моральных сложностей, которые охватывают разрозненные регионы Земли, появляются некоторые модели. В целом, азиатские диктаторы показывают лучшие результаты , чем диктаторы Ближнего Востока. Дэн в Китае, Ли в Сингапуре, Пак в Южной Корее, Махатхир бин Мохаммад в Малайзии, Чан Кайши на Тайване были все авторитарными в той или иной степени. Но их автократии привели к экономическому и технологическому развитию, повышению качества управления, а также улучшению качества жизни. Самое главное, их правление, хоть и было несовершенным, в целом сумело хорошо подготовить свои общества к демократическим реформам в дальнейшем. Все эти люди, в том числе мусульманин Махатхир, находились под влиянием, хоть и косвенно и отдаленно, такой системы, как конфуцианство, с его уважением к иерархии, старейшинам и этическим законам этого мира.
Сравните это с арабскими диктаторами — такими, как Бен Али в Тунисе, Мубарак в Египте, Саддам в Ираке и Асад в Сирии. Бен Али и Мубарак, правда, были гораздо менее репрессивными, чем Саддам и старший Асад. Кроме того, Бен Али и Мубарак вызвали некоторое развитие среднего класса в своих странах. Но они не были этическими реформаторами, использовавшими для этого любые средства. Конечно, Саддам и Асад были вообще жестоки. Они управляли государствами, которые настолько задыхались от их репрессий, что напоминали тюремные дворы. Саддам и Асад были мотивированы не конфуцианством, а баасизмом – полусырой доктриной арабского социализма, который так злобно внушал отличия от западного колониализма, что создал тирании гораздо худшего типа в своих странах.
За пределами Ближнего Востока и Азии есть пример России. В 1990-е годы Россия находилась под властью Бориса Ельцина, которого хвалили на Западе за то, что он был демократом. Но его недисциплинированное правление привело к чисто экономическому и социальному хаосу. Владимир Путин, с другой стороны, гораздо ближе к авторитарной модели и все чаще ей следует. Следовательно, к нему отрицательно относятся на Западе. Но он восстановил в России определенную стабильность и, следовательно, значительно улучшил качество жизни простых россиян с помощью цен на энергоносители. И он сделал это, не прибегая к высокому уровню авторитаризма — с массовыми исчезновениями и созвездием сибирских лагерей, как делали в свое время цари и комиссары.
Наконец, есть самый неприятный в моральном отношении пример покойного чилийского диктатора Аугусто Пиночета. В 1970-х и 1980-х годах Пиночет создал более миллиона новых рабочих мест, сократил уровень бедности с трети населения до одной десятой части, а показатель младенческой смертности — с 78 на 1000 до 18. Чили Пиночета была одной из немногих неазиатских стран в мире, где были двузначные азиатские темпы экономического роста в то время. Пиночет неплохо подготовил свою страну также для перехода к демократии в будущем, хотя бы потому, что его экономическая политика стала моделью для развивающихся и посткоммунистических стран. Но Пиночет также является законным объектом глубокой ненависти либералов и гуманитариев во всем мире, так как при нем много лет совершались систематические пытки в отношении десятков тысяч жертв. Так как же его уместить в черно-белый спектр?
Мало того, что мир международной политики дает нам много неопределенных оттенков. Он также является сферой, в которой порой невозможно отнести кого-то к этому спектру. Вопрос о том, оправдывает ли цель средства, может найти ответ не только через метафизические доктрины, но и через эмпирическое наблюдение — иногда цели оправдывают средства, а иногда нет. Иногда средства не связаны с целями и, следовательно, должны быть осуждены, как в случае с Чили. Такова сложность мира политики и морали. Сложность и тонкие различия должны быть учтены, в противном случае геополитика, политология и смежные дисциплины будут искажать, а не освещать реальность.
Роберт Д. Каплан
