Недооценка азербайджанского фактора может оказаться фатальной ошибкой

Недооценка азербайджанского фактора может оказаться фатальной ошибкой

Матч между сборными Англии и Ирана ознаменовался первой и, возможно, самой громкой политической сенсацией катарского чемпионата мира по футболу. Иранские футболисты отказались петь гимн своей страны. Эталоном «спортивноготпротеста» до сих пор оставались американские темнокожие спортсмены на Олимпийских играх в Мехико, которые стояли на пьедестале почета, опустив голову и подняв вверх сжатый кулак. Иран до пьедестала почёта не добрался и вряд ли доберётся, но редко когда молчание бывает столь «громким».

Возможно, с точки зрения классической социологии, такую «выборку», как футбольная сборная, не получится признать репрезентативной. Но на фоне бушующих в Иране протестов демарш спортсменов оказался на редкость красноречивым и наглядным. Протестные настроения охватывают и сферу шоу-бизнеса, и спорт, и студенческую молодежь, и бедноту.

Но самые примечательные события происходят в Южном Азербайджане. Здесь не просто восстали против террора «муллократии». На улицах южноазербайджанских городов протестующие не зря скандируют «Свобода, справедливость, национальное правительство». Здесь выступают не только против муллократии, но и за свои НАЦИОНАЛЬНЫЕ права.

И эта черта нынешней протестной волны в Иране может оказаться серьезным экзаменом для внешних игроков.

А тут есть тонкости. Иранская «муллократия» может строить планы «экспорта исламской революции» и одновременно изрыгать обвинения, будто бы протесты в Иране организованы США и Израилем. Но в реальности, как уже многократно отмечалось, революции невозможно ни экспортировать, ни импортировать — они всегда вызревают внутри самой страны. А в Иране накопилось более чем достаточно «взрывного материала» — и социального, и политического, и самое главное, национального.

Другой вопрос, что потенциальные «внешние игроки», и прежде всего США, вряд ли будут оставаться исключительно на позиции наблюдателей. Здесь тоже будут определять приоритеты и искать партнеров. Утечки, что в США уже обсуждают возможность «активной работы» на иранском поле, появлялись в соцсетях. Им можно, конечно, верить или не верить. Но и размах протестов, и общее негативное отношение к иранской «муллократии» рано или поздно должны были подтолкнуть США к поиску тех, с кем на иранском поле можно было бы «работать» — в том числе и с прицелом на тот вариант, если сбить удастся не только чалму с головы местного святоши, как это делает иранская молодежь, но и весь муллократический режим. Чьи интервью будут появляться в ведущих мировых СМИ, кого пригласят на деловую встречу в правительственные офисы, наконец, сформированное какими силами «революционное правительство» признают законным — важность этих решений внешних игроков как минимум не стоит недооценивать.

А вот политическое иранское поле вполне может оказаться «минным». Особенно если внешние игроки, в том числе и в Вашингтоне, совершат роковую ошибку, недооценив важность «азербайджанского фактора».

В самом деле, внешние игроки могут рассматривать в качестве возможных партнеров самые разные силы. Уже давно под пристальным вниманием находятся «прагматики» и «реформаторы» из числа иранской же элиты, включая высшую религиозную иерархию. Достаточно вспомнить, какие надежды всколыхнулись в мире и какие грандиозные прогнозы высказывались в 1997 году, когда пост президента Ирана занял кандидат от реформаторского блока Мохаммед Хатами. Но тогда все закончилось по сути ничем. Приход к власти в Иране «реформаторов» состоялся, а вот реформ уже не было. Пересмотра внешней политики не наступило тоже. Преодолеть сопротивление консервативной «муллократии» Хатами не смог. Да и выборы в 2005 году проиграл. Ему прочили, конечно, роль «иранского Горбачева», но если он и повторил в чем-то последнего генсека ЦК КПСС, то только в том, что оказался для «консерваторов» слишком «либералом», для либералов — слишком «консерватором», разочаровал тех, кто ждал реальных преобразований, и напугал тех, кто об этих преобразованиях не желал и слышать. Так что успехи реформаторов в Иране начались с интервью Хатами журналу Time… и им же закончились. Не говоря о том, что на фоне усталости от «жесткого исламского режима» нет гарантии, что иранское общество вообще примет «муллократии-лайт» и вообще станет разбираться, какой святоша насколько «лайт».

Куда более привлекательным партнером западным игрокам могут показаться персидские националисты. Они, по мнению экспертов, за последние годы заметно укрепили свои позиции и нарастили влияние. Именно они были главной движущей силой протестов в «нулевые». А в США есть своя специфика — их тут вполне могут воспринять их едва ли не как реинкарнацию шахского режима времён Мохаммеда Резы Пехлеви, когда Иран был ключевым союзником США в регионе. Да и сами националисты не прочь вернуть к власти кого-нибудь из Пехлеви. Получить на месте нынешнего муллократического режима светский, гламурный, прозападный Иран — что может быть лучше?

Но при всей привлекательности этот вариант таит в себе весьма опасную политическую ловушку. Если в Иране за 43 года сыты по горло «муллократией», это еще не значит, что здесь примут «на ура» наследников бывшего шаха, которого свергали с той же энергией. Как минимум, Вашингтон может угодить в ту же ловушку, что и Россия в Армении, сделав ставку на лидеров свергнутого «карабахского клана»: да, в Пашиняне многие разочаровались, но это не значит, что там разом возлюбили Роберта Кочаряна.

И самое главное, приход к власти националистов может вызвать восторг в тегеранских гостиных, но не на национальных окраинах, и прежде всего в Иранском Азербайджане. Где прекрасно помнят, как шах Мохаммед Реза топил в крови национальное движение в 1946 году. И уж точно не строят иллюзий насчёт его нынешних сторонников, А без поддержки в Тебризе и Ардебиле ни одно иранское правительство не сможет чувствовать себя достаточно уверенно.

Конечно, поддержка национальных движений в Иране, и прежде всего освободительной борьбы Южного Азербайджана, «расшивание» Ирана по этническим границам, выкраивание здесь национальных автономий, а тем более раздел на несколько независимых государств, может кому-то показаться слишком опасным, трудоемким и хлопотным проектом.

Но вопрос может оказаться не в том, кто и кого хотел бы видеть во главе единого Ирана — вопрос, насколько вообще реально сохранить Иран в его нынешних границах сегодня, когда «диктатура шаха сменилась диктатурой мулл», и народ вновь вышел на улицы. И слишком многое указывает на то, что выбирать придется не между «единством» и «распадом» Ирана, а между распадом пусть относительно, но все же управляемым, и распадом хаотичным. Так что западным политикам самое время стряхивать пыль с архивных документов и вспоминать, как распадались не СССР и СФРЮ, а Российская Империя. И отдавать себе отчёт, что ошибки могут стоить очень дорого. США однажды уже «просмотрели» распад СССР и не отреагировали должным образом на попытки Кремля разрушать независимость бывших советских республик при помощи «локальных конфликтов». И в случае с Ираном, который уже трещит по швам, эти ошибки вряд ли стоит повторять.

Нурани, обозреватель