Министерство внутренних дел Германии обнародовало показательный отчет под названием «Статистика политически мотивированных преступлений». Всего таковых в ФРГ за прошлый год совершено 50 048 — это на 10 356 больше, чем в прошлом году политически мотивированных преступлений. Рост на целых 23,17%.
Представили публике и показательную «разбивку». Так, политически мотивированные преступления, совершенные на почве правой идеологии, хоть и снизились на 7% по сравнению с прошлым годом (23604 против 21964), но все же именно на них приходится 40%, скажем так, «политического криминала», и представлявшие доклад федеральный министр внутренних дел Нэнси Фазер и президент Федеральной уголовной полиции Хольгер Мюнх назвали именно правый экстремизм «самой большой угрозой» для свободного и демократического общества в Германии. На ультралевых пришлось 10113 «инцидент» против 10971— меньше на 7,8%, выросло количество преступлений, совершенных на религиозной почве — 479 против 477 в прошлом году, наконец, серьёзный рост заметен среди количества преступлений, не подходящих ни под одну категорию: в прошлом году их было 8624, в нынешнем — 21339. Правда, здесь львиная доля пришлась на «коронавирусные» протесты, акции противников вакцинации и т.д.
Не на шутку тревожит Берлин и рост насилия при совершении тех самых «политически мотивированных преступлений»: в 2021 году соответствующие правоохранительные органы Германии зарегистрировали 3889 таких прецедентов, что на 15% выше, чем в 2020 году. В результате этих преступлений более 1400 человек пострадали, пятеро погибли. Наконец, отмечается и резкий рост антисемитизма: 3027 случаев, что на 29% больше, чем в прошлом году. Федеральный министр внутренних дел Нэнси Фазер назвала это «позором для ее страны».
Но прервем пересказ немецкой статистики. Не станем даже задавать вопрос, сколько среди тех же преступлений, совершенных на почве правой идеологии, пришлось на исламофобию. Воздержимся даже от язвительных уточнений, все ли подобные преступления в Германии «взяли на карандаш». В конце концов, у многих в памяти, подберем самый мягкий эпитет, некрасивая история с нацистской группировкой NSU. Во-первых, совершенные ее боевиками нападения и убийства «мигрантов» немецкая полиция списывала на «внутренние разборки этнической мафии». А во-вторых, уже потом выяснилось, что полиция «крышевала» нацистов. Наконец, воздержимся и от ироничных оценок коронавирусной стратегии Германии, если здесь на «корону» и протесты против нее пришлось такое количество преступлений (заметим, что нарушение карантина — это, условно говоря, «административный проступок», а не преступление).
Не спорим: возможно, эта жесткость вполне мотивирована, в ФРГ, скорее всего, прекрасно помнят и террор неонацистов, и кровавые акции левых террористов, к примеру, из группы «Баадер-Мейнхофф», она же «Фракция Красной Армии».
Но что значит сама по себе формулировка — «политически мотивированные преступления»? Насколько она корректна с правовой точки зрения? Что здесь считается криминалом, а что — уже «политикой»? Особенно с учтем таких цифр: если всего «политически мотивированных преступлений» более 50 тысяч, то с применением насилия — 3889. А это, простите, как? За что судили и наказывали? За граффити? За неосторожный пост в соцсетях? Нет сомнений, что полиция в ФРГ действует по весьма жесткому варианту. Но политические мотивы — они влияют на жесткость полиции или нет? И если да, то как?
Еще один неудобный вопрос. Такой рост «политического криминала» — это полиция недоглядела или со своими задачами не справляется политическая система? В результате чего растет популярность маргинальных идей и организаций?
Все вышеперечисленное, конечно, можно счесть «не нашими проблемами», если бы не одно обстоятельство. В то время как полицейском начальство ФРГ говорит о «политически мотивированных преступлениях», политологи, депутаты парламента, журналисты и правозащитники вовсю жонглируют другим термином — «политзаключенные».
А вот тут нужны пояснения. Даже бывшие руководители Совета Европы признавали: до сих пор нет четких правовых критериев, кого считать «политзаключенным», а кого — нет. Но сами же немецкие политики и правозащитники прямо-таки срывали голосовые связки, выступая в защиту «политзаключённых» в Азербайджане. Причем «политзаключенными» объявляли всех, кто принадлежал к оппозиционным партиям, вне зависимости от того, за что именно сей субъект оказался «за шведскими гардинами» — за политику как таковую, за «дорожную» драку, за ДТП, наркотики или вообще финансовые махинации и коррупцию.
А вот это, простите, как понимать? В Германии — «политически мотивированные преступления», а в Азербайджане — «политзаключенные»? И если по поводу весьма произвольно выбранных «политзаключенных» правозащитники готовы устраивать балаганные шоу, то «политически мотивированные преступления» в собственной стране они просто не замечают? Это не интересно? Не важно? Или, пардон, на это не выделяют гранты и пожертвования — в отличие от «черного пиара» против Азербайджана?
Честно говоря, за последнее время мы уже устали удивляться «двойным стандартам» немецкой политики. И даже тому, что одни и те же немецкие сладости, которые будут продаваться в самой ФРГ, и те, что предназначены для рынка, скажем, стран Восточной Европы, нередко пекли по разной рецептуре — в тех, что «только для немцев», используют более дорогие ингредиенты. Но чтобы для Германии изобрели особый термин «политически мотивированные преступления» — ТАК расписаться в двойных стандартах надо было умудриться.
И это посерьезнее, чем вопрос, сахар или его более дешевые заменители положили в полуфабрикат для приготовления пончиков «берлинер».
Отдел политики Minval.az
