COP29Предлагаем вниманию читателя статью кандидата исторических наук, проректора по научной работе Высшей школы социально-управленческого консалтинга (Россия, Москва) Олега Кузнецова «Нагорно-Карабахский конфликт: «Столкновение цивилизаций» (Кавказ & Глобализация: Журнал социально-экономических и политических исследований (Стокгольм, Швеция), посвященную рассмотрению различных идеологических и этнопсихологических аспектов нагорно-карабахского конфликта в контексте теории «столкновения цивилизаций» Самюэла Филлипса Хантингтона и содержащую культурологический анализ причин, побудительных мотивов и движущих сил армяно-азербайджанского противостояния и их влияния на перспективы мирного урегулирования.
Введение
Самюэл Филлипс Хантингтон (1927-2008) относится к числу, безусловно, выдающихся обществоведов и политических мыслителей Новейшего времени, внесших огромный теоретический вклад в адекватное понимание геополитических процессов современности. Разработанная и обоснованная им теория «столкновения цивилизаций», концепция которой изначально была сформулирована им в статье «The Clash of Civilizations?», опубликованной в 1993 году в американском политологическом журнале «Foreign Affairs» (на русском языке — «Столкновение цивилизаций»), а затем систематически переработанная и оформленная в историко-философском трактате «The Clash of Civilizations and the Remaking of World Order» («Столкновение цивилизаций и преобразование мирового порядка»), увидевшем свет в 1996 году (на русском языке книга вышла в 2003 г. под названием «Столкновение цивилизаций»), представила идеальную модель и реальную возможность для полноценного осмысления и непредвзятого осознания истоков, сути и последующих перспектив развития для абсолютного большинства региональных (локальных) войн и конфликтов последней четверти века, к которым относится и нагорно-карабахский конфликт. Как это ни странно, но приходится констатировать тот факт, что за четверть века открытого противостояния Армении и Азербайджана на землях Нагорного Карабаха и прилегающих к нему районов политологи двух враждующих стран и наций так и не удосужились применить теорию С.Ф. Хантингтона для анализа истоков, природы и возможных последствий данного конфликта с позиций цивилизационно-культурологического подхода, хотя имели для этого все возможности. По крайней мере, нам не известно ни одного политологического исследования (не говоря уже о диссертационной работе) на этот счет, изданного в последние два десятилетия на русском языке, которое в контексте теории Хантингтона отражало бы позицию армянской или азербайджанской стороны на события Карабахской войны 1991-1994 гг. и последовавшие за ней события в этом регионе. По нашему мнению, такое положение дел может быть объяснено двояко: или ни у одной из сторон за все это время так и не нашлось человека, способного осуществить такой анализ, или сделанные в ходе подобной работы выводы оказались такими «неудобными» для каждой из сторон, что их по соображениям политического престижа государства нельзя было обнародовать. Тем не менее, мы постараемся восполнить эту лакуну…
Нагорный Карабах: «война на линии разлома»
Думаю, что ни у кого не вызывает сомнения тот факт, что нагорно-карабахский конфликт – это конфликт двух антагонистичных друг другу цивилизаций (соответственно армянской и азербайджанской), хотя подобную точку зрения сегодня активно оспаривают радикальные представители армянской националистически настроенной интеллигенции, отказывающие азербайджанскому этносу как самобытному социальному организму в праве на национальную самоидентификацию и именующие его «кавказскими турками». Такая точка зрения в принципе не нова и во многом перекликается с позицией официальных властей Российской империи столетней давности, отказывавшихся на рубеже XIX и XX столетий видеть в азербайджанцах самостоятельный этнос и упорно продолжавших именовать его представителей не иначе как «закавказскими татарами». Собственно, сам факт отказа частью армян азербайджанскому этносу в праве на самостоятельное существование как раз и является самым лучшим доказательством того, что противостояние этих двух народов имеет ярко выраженный цивилизационный или культурно-идеологический, а не социально-экономический и государственно-политический характер. Нагорно-карабахский конфликт в терминологии С.Ф. Хантингтона является «войной по линии разлома», характеристике которых посвящены 10-я и 11-я главы его трактата «Столкновение цивилизаций и преобразование мирового порядка». От себя добавим, что по количеству своих причин и отправных точек противостояния данный конфликт превосходит все остальные локальные конфликты и региональные перманентно вялотекущие войны современности (например, многолетнее противостояние между христианами юга и мусульманами севера Судана или столь же продолжительное арабо-израильское противостояние на Ближнем Востоке). Глубина «линии разлома» между сторонами конфликта в Нагорном Карабахе несопоставима с той, которая бывает, свойственна стереотипному межгосударственному или межнациональному конфликту, к числу которых вполне могут быть отнесены Афганская война СССР 1979-1989 гг., англо-аргентинская (Фолклендская) война 1982 года или даже операция многонациональных коалиционных сил в Персидском заливе против Ирака «Буря в пустыне» 1991 года: она много больше, чем это может показаться на первый взгляд, и определяется она ни одним или двумя, а много большим числом факторов, о которых речь пойдет ниже. Самуэл Хантингтон в основу своей теории «столкновения цивилизаций» положил тезис о том, что определяющей движущей силой межцивилизационных конфликтов в ближайшие десятилетия будет являться религиозный фактор. В этом умозаключении он отчасти прав, но только до той поры, пока сравнивает нынешнее «столкновение религий» с предшествующей ей эпохой «столкновения идеологий» второй-четвертой четверти ХХ столетия, но не более. Глобальные религиозные войны в истории человечества присутствовали всегда и чаще всего проходили по линии противостояния мира христианства и мира ислама (сюда относятся и крестовые походы XI-XV вв., и Реконкиста в Испании VIII-XV вв., и войны османов в Южной и Восточной Европе XIV-XVII вв.). Однако это не означает, что в межгосударственных войнах внутри христианской или исламской цивилизаций религиозный фактор отсутствовал напрочь: в частности, крещение прибалтийских народов в XIII веке имело характер крестового похода, не говоря уже о V крестовом походе католической Европы против православной северо-восточной Руси 1240-1242 гг., войны эпохи Реформации в Европе между католиками и протестантами продолжались с перерывали более века, война за право халифата между персами и османами также продолжалась несколько десятилетий. Поэтому мы не можем и не должны примитивизировать понимание и сводить характеристику сути нагорно-карабахского конфликта только к одной религиозной войне армян-христиан против своих исконных врагов турок-мусульман, как это делают идеологи армяно-азербайджанского противостояния из числа активистов АРФ «Дашнакцутюн», относя к числу последних и всех азербайджанцев. Восприятию нагорно-карабахского конфликта как сугубо христианско-мусульманского религиозного противостояния существенным образом мешают два обстоятельства, осознание и понимание которых существенным образом определяет и характеризует глубинные истоки цивилизационного армяно-азербайджанского противостояния. Во-первых, с момента своего провозглашения в 1918 году Азербайджанская республика всегда позиционировала себя как светское государство, опередив в этом не только Турецкую республику, но и остальные страны исламской ойкумены. Мусульманский религиозный фактор в жизни Азербайджана и азербайджанцев на протяжении всего ХХ столетия если и играл какую-то роль, то она была скорее культурологической, а не политической, а поэтому он не мог оказывать и не оказывал влияния на государственную жизнь этноса. Поэтому современный азербайджанский вариант светского «неполитического» ислама характеризуется лояльностью, толерантностью и полной неконфликтностью с иными религиями и культурами, что качественно отличает его от остального «арабско-магрибского» политического ислама, являющегося в последние десятилетия источником войн, насилия и ненависти на Ближнем Востоке, в Северной Африке, а в последние годы – и в странах Западной Европы. Во-вторых, армянский этнос, до 1918 года не только не имевший опыта национальной государственности, но и пребывавший на родоплеменной стадии своего социального развития, также создавал свою страну отнюдь не на религиозных канонах официально декларируемого христианского монофизитизма, чаще обращаясь к языческим корням собственной национальной ментальности. Это объясняется тем, что на всем протяжении времени рассеяния армян в мусульманской ойкумене Армянская Апостольская церковь традиционно играла роль административного инструмента во взаимоотношениях армян с властями титульных народов стран их проживания, была частью установленного миропорядка и де-факто поддерживала зависимое положение армян от мусульманских народов. В силу этого обстоятельства она объективно не могла быть не только революционной, но даже сколько-нибудь эволюционной движущей силой процесса армянской национальной самоидентификации, которая должна была строиться на принципиально отличных от армяно-григорианской религиозной идеологии началах. Политическое самопознание и самоопределение армян в конце XIX и на всем протяжении ХХ столетия формировалось на основе традиционалистского язычества или неоязычества, но никак не христианской морали и этики. Особенно интенсивно этот процесс происходил в годы советской власти и не без поддержки со стороны властных структур Армянской ССР, для которых легенды о «Великой Армении», «Древнеармянском царстве», «Армянском государстве Урарту» и иные измышления, не имеющие под собой научной доказательной базы, были ни чем иным как козырными картами в идеологической борьбе с идеологами армянской диаспоры в странах буржуазного и «третьего» мира. Для них Советская Армения представляла собой реинкарнацию «Великой Армении», центр притяжения армянства всего мира. Учитывая антиклерикальный характер государственной идеологии СССР и АрмССР, армяно-григорианская церковь при советской власти в принципе не могла играть роль центра идеологического объединения армянского этноса, а поэтому в качестве архтипической подосновы идеологии объединения армян мира под красным флагом Союза ССР «разрешено» могли использоваться только языческие легенды и мифы предков современных армян или протоармян, с точки зрения социальной эволюции человеческой цивилизации соответствующие периоду родоплеменных отношений. Оттого религиозная «линия разлома» между армянами и азербайджанцами в нагорно-карабахском конфликте гораздо более глубокая и непреодолимая, чем может показаться на первый взгляд, т.к. пролегает она не на религиозном или конфессиональном, а на ментально-мировоззренческом уровне. Следовательно, вполне определенно можно говорить о том, что интеллектуальный базис идеологического компонента нагорно-карабахского конфликта лежит не в плоскости исламско-христианских противоречий, а в глубинных пластах миропонимания, выходящих за рамки канонической традиции основных мировых религий современности. В основе политической идентичности современного армянского этноса лежат отнюдь не нравственные законы и каноны армяно-григорианского исповедания, а легенды и мифы ветхозаветного дохристианского времени, и чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть материалы и оформление электронных Интернет-ресурсов, создаваемых в контексте армянского Интернационала или Ай Дата и находящихся под идеологическим влиянием экстремистских лозунгов Армянской революционной фракции «Дашнакцутюн». В Рунете – русскоязычном сегменте Интернета — типичным образчиком такого рода ресурсов является сайт www.k4500.com, работающих под лозунгом «Знать! Уметь! Сметь!», введенном в практику политической деятельности АРФ «Дашнакцутюн», где нет ни слова о Христе, Его жертве на кресте во имя спасения человечества, Евангелии, христианстве вообще, а основной смысловой акцент даже в визуализации делается на Аре – божестве-творце мира, Ваагне – армянском божестве мощи и войны, Айке – прародителе армян, получившем от Ара жезл власти, и на битве между Айком и Бэлом, царем Вавилона, состоявшейся 11 августа 2492 г. до н.э. на восточном берегу озера Вана, Вайоц дзоре. Все это позволяет нам вполне уверенно говорить о том, что политическое самосознание современного армянского этноса крайне удалено от его публично декларируемого как христианское или армяно-григорианское религиозного самосознания. Из сказанного можно сделать следующий вывод: или армяне на протяжении всей своей истории никогда не были христианами в каноническом понимании данной дефиниции, и Армянская Апостольская церковь на протяжении всей истории своего существования являлась лишь ширмой для сокрытия от глаз мусульман (а с XIX столетия – еще и православных) исконного национального язычества, или политически активная и экстремистки настроенная часть современного армянского народа, разочаровавшаяся в способности этой церкви воплощать в себе и выражать в полном объеме духовные запросы и чаяния этноса, обратилась в неоязычество, стала апеллировать к языческим архетипам национального самосознания, формируя на их основе свою политическую идеологию. Мы не можем гарантировать полную достоверности того или иного тезиса, т.к. каждый из них имеет свою систему аргументации. Но если верен второй, то обращение к идеологии неоязычества свидетельствует о крайней степени психологической агрессивности нынешнего политического истеблишмента армянского этноса, сравнимой с той, которая была свойственна нацистскому руководству Третьего Рейха в 1930-е годы, но с той только разницей, что коллективно детерминированным объектом агрессии для нацистов выступали евреи, а для армян – турки (даже азербайджанцев идеологи современного армянского национализма именуют не иначе как «кавказскими турками»). В связи с этим озабоченность вызывает не факт того, что армяне все более впадают в неоязычество (к сожалению, данная тенденция свойственна многим народам современности), а та экзальтация, с которой они делают это и которая уже была в новейшей истории (примером чего является Ходжалинская резня) и может стать вновь причиной новых геополитических потрясений. Армянский бог мощи и войны Ваагн, культ которого сегодня доминирует и активно культивируется во внутрипартийной идеологии АРФ «Дашнакцутюн» и неразрывно с ней связанного Ай Дата – всемирного армянского Интернационала, по своему написанию и произношению тождественен общесемитскому Баалу, в христианской традиции – брату Сатаны, отпавшему вместе с ним от Бога-Отца. Если рассматривать армянское неоязычество в таком контексте, то нагорно-карабахский конфликт приобретает с культурологической точки зрения вполне эсхатологические черты, вплоть до предтечи Страшного Суда, и в этом конфликте азербайджанская сторона (опять же с позиции христианской или исламской метафизики) является стороной Света, тогда как армяне олицетворяют собой сторону Зла. Однако вполне возможна и диаметрально противоположная интерпретация метафизических истоков армяно-азербайджанского противостояния с позиции мировосприятия армянского язычества, в контексте которого все мусульмане отождествляются с вавилонским тираном Бэлом, убитым Хайком, прародителем армян (что в общих чертах соответствует фабуле и контексту ветхозаветной истории о сотворении и разрушении Вавилонской башни). В этом случае мы также сталкиваемся с метафизикой на грани эсхатологии, но со сменой полярности знаков: армяне олицетворяют собой Свет, а турки и азербайджанцы – Тьму. Как бы то ни было, но если учитывать этот аспект, то цивилизационный конфликт вокруг Нагорного Карабаха выходит далеко за рамки традиционной хантингтоновской «войны на линии разлома» между двумя современными мировыми религиями и приобретает для каждой из сторон пафос вселенской борьбы между силами Добра и Зла, участвуя в которой каждая из них видит и понимает себя орудием Добра. Причем в этом случае архитипичность ментальности армян играет куда более существенную роль в сравнении с религиозной ментальностью азербайджанцев, которые в силу традиционной «светскости» своего мировоззрения сегодня более склонны воспринимать нагорно-карабахский конфликт как межгосударственный или как межэтнический, но отнюдь не как эсхатологический, каким он воспринимается или, по крайней мере, публично демонстрируется с позиции радикального армянского политического неоязычества. Поскольку речь зашла о глубинных архитипических стереотипах национального самосознания этносов, следует обратить внимание еще на одно принципиальное, по нашему мнению, обстоятельство: нагорно-карабахский конфликт несет на себе след исконного семито-арийского противостояния, объективно присутствующего в мировой истории еще с ветхозаветных времен завоевания ареала Ближнего Востока и Северной Африки сначала вавилонянами, а затем римлянами. Причем в настоящее время роль агрессора в отличие от хронологической эпохи четырехтысячелетней давности играют отнюдь не потомки ариев, а потомки семитов. Если смотреть на современную геополитику именно с такой точки зрения, то вполне определенно можно сказать, что рубеж двух столетий – ХХ и XIX веков – является временем активизации пассионарности и неизбежно с ней связанной агрессии семитских народов, что наглядно проявляется в перманентных в последние годы беспорядках выходцев из арабских государств в странах Европы и непрекращающихся войнах по всему Ближнему Востоку. Конфликт в Нагорном Карабахе вполне логично вписывается в канву этих геополитических процессов и представляет собой ни что иное как «войну возмездия» семитов-армян против азербайджанцев-Ариев, интерес армянского этноса к ведению которой постоянно поощряется (не важно, делается это сознательно или бессознательно) радикальной национальной интеллигенцией через культивирование и активное распространение среди соплеменников, рассеянных в диаспоре, религиозно-эсхатологических идей неоязычества. По крайней мере, именно так это видится с позиции православного человека. Подводя итог сказанному выше, со всей определенностью можно сделать вывод о том, что современного армяно-азербайджанское противостояние вокруг Нагорного Карабаха даже в его «тлеющем» виде представляет собой яркий и наглядный пример классического столкновения двух антагонистических цивилизаций. При этом «линия разлома» между его сторонами более глубокая, а поэтому – еще более труднопреодолимая, и пролегает она сразу в пяти плоскостях — межгосударственной, межнациональной, межрелигиозной, межкультурной и межрасовой. Именно поэтому нагорно-карабахский конфликт не похож ни на одну из войн, ранее известных истории человечества.
Доминанты конфликта
Карабахская война 1991-1994 гг. и последовавшая за ней «тлеющая фаза» не была межгосударственной войной, поскольку в Нагорном Карабахе против официальных вооруженных формирований и полицейских сил Азербайджана действовали отнюдь не вооруженные силы Республики Армения, а организованная совокупность местных сепаратистов и международных террористов, в число которых входили как военнослужащие регулярных Объединенных вооруженных сил СНГ армянской национальности, так и военные наемники из стран Ближнего Востока, Европы и США. По сути, война в Нагорном Карабахе представляла собой интервенцию коалиционных сил армянского Интернационала или Ай Дата, организующей силой которого выступала АРФ «Дашнакцутюн» в различных ее ипостасях и реинкарнациях, наиболее известной из которых в последней четверти ХХ столетия являлась небезызвестная «Армянская секретная армия освобождения Армении» (ASALA или Armenian Secret Army for the Liberation of Armenia). Агрессия международных сил армян против народа Азербайджана в Нагорном Карабахе не являлась и колониальной войной в ее классическом или современном понимании, т.е. войной за природные ресурсы или территории проживания. Военная победа в той войне не принесла армянской стороне ни новых источников сырья, ни новых рынков сбыта, не изменила вектора или баланса торгово-экономических отношений (особенно для Армении или самого Нагорного Карабаха, в экономике которых до сих пор господствуют черты феодального натурального хозяйства). Суммарные расходы армянской стороны на оккупацию Нагорного Карабаха и текущее поддержание его военной и административно-хозяйственной инфраструктуры за последние два десятилетия так и не были возмещены инвесторам, не говоря о реализации их надежды на получение прибыли или хотя бы каких-нибудь минимальных дивидендов. Конфликт в Нагорном Карабахе не является гражданской войной или войной за самоопределение (антиколониальной войной) в традиционном ее понимании. Армянские сепаратисты Арцаха не только не стремятся к обособлению на контролируемой – освобожденной или завоеванной — территории, но и активно развивают свою политическую и экономическую экспансию вглубь Армении и близлежащие страны традиционного проживания армянской диаспоры (в первую очередь, России, Украины, Абхазии). Поэтому для армянской стороны нагорно-карабахский конфликт является составной частью военно-хозяйственной экспансии – своего рода «холодной» колониальной войны — за обретение их этносом геополитического и неразрывно с ним связанного экономического господства не только в Закавказье или в целом на Кавказе, но и во всей Передней Азии. Победа в войне в Нагорном Карабахе не принесла ни Армении, ни Арцаху никаких внешнеполитических, военно-стратегических или экономических выгод. Более того, международное сообщество в лице институтов ООН считает армян агрессорами, оккупантами и интервентами, что означает гипотетическую возможность применения в Арцаху в настоящем или будущем различных санкций, которых не существовало в практике международных отношений 20-летней давности, когда армяно-азербайджанское противостояние носило характер боевых действий (речь идет о возможности установления бесполетных зон над Арменией и Арцахом или введения эмбарго на поставки оружия или технологий двойного назначения). В любом случае, Карабахская война с позиций рационализма или пресловутого «здравого смысла» принесла Армении и армянству больше издержек, нежели выгод, приносит сегодня ,и будет приносить в будущем существенные финансовые потери. Следовательно, для армянской стороны нагорно-карабахский конфликт имеет не военно-экономический, а исключительно политико-идеологический приоритет, а поэтому его можно охарактеризовать в соответствии с терминологией, предложенной Самюэлом Филлипсом Хантингтоном, как «войну идентичности». Иными словами, она была развязана армянами, в интересах армян и ради сохранения национальной идентичности армян.
Армянская идентичность
Армяне – сегодня это один из немногих народов, большинство представителей которых проживает вне территории своих государственно-политических образований (мы имеем в виду Республику Армения). Иными словами, численность людей из армянской диаспоры, зачастую не связанных политическими узами гражданства со страной, которую принято в отношении них называть «исторической родиной», по их совокупной численности превосходят население этого государства. Несмотря на то, что этнографы полагают, что точную численность армян в мире подсчитать невозможно по причине их диаспоральной дисперсности, тем не менее, с точностью до сотни тысяч человек оценить их количество все-таки можно. Думаю, не ошибусь, если скажу, что армян в мире сегодня насчитывается около 11 с половиной миллионов человек. При этом в Армении в настоящее время проживает чуть менее трех миллионов армян, что составляет четверть их общей численности. Остальные же три четверти живут в рассеянии. Для консолидации этноса, пребывающего преимущественно в рассеянии, необходим внешний объединяющий фактор, в качестве которого выступил именно нагорно-карабахский конфликт. Необходимо помнить те исторический условия, в которых он был развязан: во времена СССР между гражданами советской Армении и прочими их соплеменниками стоял «железный занавес», наличие которого предполагало идеологический раскол между двумя сообществами представителей этого этноса. Армяне в СССР долгие годы жили в соответствии с совершенно иными нравственными ценностями и социальными ориентирами, нежели их соплеменники в иных странах мира – в Ливане, Сирии, США или Франции. Распад Советского Союза и обретение бывшими советскими армянами вследствие этого своей национальной государственности породили необходимость их быстрейшей интеграции в мировое армянство, поскольку численность диаспоры традиционно превышала и превышает сегодня численность автохтонного населения суверенной Республики Армения. Армения и диаспора должны были объединиться, и побудительным мотивом для такого объединения стала вооруженная борьба за Арццах, получившая в новейшей истории наименование Карабахской войны 1991-1994 гг. Постсоветская Армения с ее слабо развитой хозяйственной и социальной инфраструктурой (во многих районах РА сегодня нет даже водопровода) без Арцаха не могла бы представлять собой объекта интересов для инвесторов из всемирной армянской диаспоры в том объеме, в котором она представляет его сейчас. По сути, Карабахская война стала для бывших советских армян (как ереванских, так и карабахских) стала своего рода пропуском в мировое армянское сообщество. Обладание Арцахом для современной Армении является главным способом (если не смыслом) относительно стабильного и финансово благополучного существования за счет инвестиций или прямых субвенций со стороны диаспоры, а поэтому нагорно-карабахский конфликт в его перманентно «тлеющем» состоянии будет поддерживаться ей максимально долго. Армения с точки зрения источников формирования государственного бюджета является страной-реципиентом, получателем гарантированной помощи извне. Помимо собственного валового внутреннего продукта главным источником финансового благополучия Республики Армения является регулярная спонсорская помощь системы международных неправительственных армянских организаций, консолидирующих деньги армянской диаспоры для целенаправленной подпитки своей «исторической родины», ежегодный размер которой достигает до 10 млрд. долларов. Иными словами, в своем нынешним виде Армения не является самодостаточной, а поэтому 100-процентно суверенным государством, жизнеспособность которого напрямую зависит от эффективности деятельности и результатов помощи лоббистов его национально-государственных интересов из числа соплеменников, проживающих в других странах мира и являющихся их гражданами. Армяно-азербайджанский конфликт вокруг Нагорного Карабаха был бы давно урегулирован в соответствии с принципами международного права, если в этом была заинтересована армянская диаспора, точнее – ее финансовая элита. Ей для этого достаточно было бы прекратить на несколько месяцев финансирование нынешнего политического режима в Ереване. Но ничего подобного даже в форме намека в его адрес никогда не было сделано. Следовательно, существуют какие-то внеэкономические причины, подталкивающие ее на первый взгляд неоправданные траты. Ответ на вопрос о том, почему вялотекущий нагорно-карабахский конфликт жизненно необходим истеблишменту армянской диаспоры, объясняет причину столь активного и, на первый взгляд, безрассудного с рационалистической точки зрения сохранения и поддержания этого очага международной напряженности на Кавказе. Истеблишмент армянской диаспоры, по нашему мнению, рассматривает Нагорный Карабах (Арцах) в качестве своеобразного второго Ноева ковчега, который в самом ближайшем будущем физически спасет его в условиях приближающихся глобальных геополитических трансформаций и метаморфоз. Активная исламизация Европы и радикализация политического ислама в Передней Азии или на Балканах, свидетелями которых все мы являемся в последние два десятилетия, объективно снижает спектр политического влияния и связанных с ним финансовых возможностей армянской диаспоры в традиционных для нее странах проживания – Сирии, Ливане, Франции, балканских государствах. Снижение численности коренного (титульного) населения ведущих стран Европы, увеличение среди их граждан доли иммигрантов из стран Африки и Азии (главным образом, из региона Магриба), исповедующих мусульманство, агрессивное распространение на этом фоне в странах Западной Европы так называемых «либеральных ценностей», против которых активно выступают христианские традиционалисты и исламские фундаменталисты, в ближайшем будущем приведет к обострению всего спектра социальных противоречий и росту влияния и социально-политической активности последователей «фундаменталистских» религий, к числу которых в первую очередь будут относиться православие и ислам. Тотальная исламизация стран Западной Европы, которую нам следует ожидать уже через поколение, т.е. через каких-то 20 лет, если она произойдет по «боснийскому сценарию», т.е. в радикальной форме, что еще в 1918 г. Освальд Шпенглер вполне провидчески называл «Закатом Европы», приведет к неизбежному и относительно скорому выдавливанию с континента представителей двух традиционно враждебных мусульманам этнических и религиозных меньшинств – армян и евреев. Подобная участь может коснуться и европейских христиан, но им будет открыт путь исхода в Россию (возможно, при условии их субъективной публичной декларации приверженности традиционным христианским ценностям). Евреев всегда примут Израиль или США. Что же касается европейских армян, то местом их исхода могут стать опять же США и Россия, а вместе с ней и Украина, в которых сильно влияние армянской диаспоры, или «второй Ноев ковчег» — Нагорный Карабах или Арцах. Подобное видение проблемы в целом объясняет и стратегическое по своему характеру финансирование армянской диаспорой через Республику Армения присутствия армян в Карабахе, и строительство в Ханкеди международного аэропорта, способного принимать авиалайнеры большой пассажировместимости, и неуступчивость официального Еревана на переговорах по нагорно-карабахскому урегулировании любого уровня, и появление разного рода информационных провокаций, так или иначе связанных с темой Нагорного Карабаха и армянского присутствия там. Начавшееся переселение армян из Сирии, на которых уже сегодня апробируются и отрабатываются механизмы организации массового исхода, – наглядное тому подтверждение.
Армяне и Арцах
Самюэл Филлипс Хантингтон писал о том, что «войны по линиям разломов проходят через этапы усиления, всплеска, сдерживания, временного прекращения и – изредка – разрешения. Эти процессы обычно последовательны, но часто они накладываются один на другой и могут повторяться. Единожды начавшись, войны по линиям разломов, подобно другим межобщинным конфликтам, имеют тенденцию жить собственной жизнью и развиваться по образцу “действие – отклик”. Идентичности, которые прежде были множественными и случайными, фокусируются и укореняются; общинные конфликты соответствующим образом получают название “войн идентичностей”». По сути, он намекал на то, что «войны по линиям разломов», а нагорно-карабахский конфликт относится именно к их категории, самопроизвольно никогда не прекращаются, поскольку в поддержании если не самой войны, то хотя бы духа или ощущения войны каждая сторона (или одна из сторон) видит выражение своей национальной идентичности. Наиболее открыто и импульсивно процесс демонстрации своей национальной идентичности в контексте нагорно-карабахского конфликта происходит у армян: ни один армянин мира не будет признаваться своими соплеменниками армянином, если не будет говорить, что Нагорный Карабах – Арцах или второй Ноев ковчег армянства – является законной азербайджанской, а не исконной армянской территорией. И это объяснимо: в геополитических реалиях сегодняшнего дня: армянам в среднесрочной перспективе ничего другого не остается делать, как верить в Арцах как в Землю Обетованную. В свою очередь это вызывает необходимость осмыслить аспект психологического отношения армянского этноса к проблеме нагорно-карабахского конфликта. Иными словами, рассмотреть его с точки зрения этнопсихологии. Многие российские этнографы и мемуаристы, писавшие о Кавказе, в числе первоочередных имманентных черт этнопсихологии закавказских армян указывали их почти, что патологическую жажду материального обогащения, которая у них, правда, никогда не входила в конфликт с канонами религиозной этики, скупость до скаредности, готовность совершать любые не сопряженные с этнорелигиозным бесчестием действия, если они сулят получение любой, даже самой малой выгоды (См., например: Дубровин, Н.Ф. История войн). Если говорить академическим стилем, то армяне всегда и везде ставили и ставят во главу угла свой частный или своекорыстный интерес – как в отношении людей, так и в отношении окружающего их социума, но только до той поры, пока речь не заходит о совершении действий или поступков, табуированных для них традиционалистскими нормами религиозной этики. Как мы уже говорили выше, на протяжении столетий эсхатологической идеей, веками объединявшей армянский этнос, была мечта об обретении собственной национальной государственности (не важно, в форме ли возрождения теократического Древнеармянского царства либо через создание буржуазно-республиканской «Великой Армении»). Распад Советского Союза, результатом чего стало образование, в том числе, и независимой Республики Армения, по сути, лишил армян мира этого иррационального смысла их коллективного национально-религиозного бытия. Да простят меня азербайджанские читатели, но в конце 1980-х гг. армянские боевики из стран Ближнего Востока, Европы и США, пользуясь сумятицей перестроечной поры, массово приезжали в Армению, чтобы воевать за национальную идею все-таки против советских войск, а когда те в Закавказье перестали существовать, то превратились в ударную силу армянских сепаратистов Нагорного Карабаха. Вместе с тем я отнюдь не хочу утверждать, что армяно-азербайджанский вооруженный конфликт в Нагорном Карабахе оказался «случайной» войной. Карабахская война 1991-1994 гг. стала закономерным следствием естественного умирания этнорелигиозной эсхатологической идеологической доминанты об обретении вновь «Великой Армении» вследствие ее практической реализации, если хотите – продуктом коллективной рефлексии армян на это. Парадоксально, но факт: обретя национальную государственность, армяне, и особенно – их мыслящая часть, националистически настроенная интеллигенция, практически одномоментно лишилась смысла социального бытия. Ей оказалось не о чем мечтать и не для чего жить. Красноречивым примером тому может служить судьба Паруйра Айрикяна, который в 1970-х гг. считался, чуть ли ни № 1 в армянском националистическом диссидентстве, но с уходом с исторической сцены Союза ССР, против которого он так истово и искренне боролся, превратившегося для большинства своих соотечественников в политического маргинала, кем он, собственно, и был в советское время. Трагедия этого человека как раз заключается в том, что он, будуч
