О причинах появления университетского гетто пишет Анджей Краевский в журнале Polityka.
Под датой 8 ноября 1931 г. ксендз Бронислав Жонголлович записал в своем дневнике: «Сенаты не имеют никакого влияния, дисциплинарные комиссии не могут должным образом покарать виновных за варварские эксцессы, которые дошли до того, что студенты выбрасывали еврейских детей из колясок в Саксонском Саду». Этот священнослужитель уже год как исполнял обязанности вицеминистра вероисповеданий и народного просвещения, академическую же среду он знал прекрасно, поскольку ранее был преподавателем в Университете Стефана Батори в Вильно. Однако такие эксцессы в польских университетах видел впервые в жизни.
Искрою, положившей начало взрыву, оказалась драка двух студентов Ягеллонского Университета в защиту чести девушки. Загвоздка в том, что дрались еврей и поляк, и известие о том, как «евреи нападают на наших», разошлась по стране. Первыми отреагировали студенты юридического факультета Варшавского Университета, те, которые только что начали обучение. Во время выборов старосты первого курса, проведенных 3 ноября 1931 г., активисты «Всепольской Молодежи» бросили призыв изгнать всех евреев с территории университета. Почти сразу же более двухсот молодых людей схватились за модные в то время прогулочные трости и с ними бросились в атаку. Однако еврейские студенты оказали упорное сопротивление. В конце концов, воюющие стороны разделила полиция, арестовав 110 участников беспорядков, после чего ректор Варшавского Университета проф. Ян Лукасевич объявил о приостановке лекций на три недели. Немного это дало.
Спустя два дня «всеполяки» установили кордон перед университетскими воротами, чтобы не пустить на территорию ни одного еврея. Студенты евреи решились на штурм ворот. Бой остался нерешенным, поскольку полиция использовала броневик и снова разделила обе стороны. «Лукасевич скрывался, его не было во время драк, не старался повлиять на это, не вызвал полицию, поскольку «не пришло ему это в голову». Сам почти не был избит студентами, его жена ударила полицейского по лицу, а тот ее толкнул» — записал вицеминистр Жонголлович.
На следующий день подобная битва произошла во дворе университета. Раненных студентов с обеих сторон относили в ближайший госпиталь св. Роха. Потом борьба распространилась и на другие варшавские институты, руководство которых не могло предотвратить ее, а полиция, признавая экстерриториальность научных учреждений, не спешила вмешиваться, ожидая согласия ректоров. А те – согласно дневнику Жонголловича – вели себя некомпетентно. Министерство же Вероисповеданий и Народного Просвещения не имело полномочий оказывать влияние на участников беспорядков. Министерство могло только организовывать встречи с ректорами и предлагать методы, которые те могли бы использовать.
Жонголлович, на плечи которого была возложена вся ответственность за этот кризис, поскольку шеф Министерства Януш Енджеевич попал в больницу, чувствовал себя полностью бессильным. Как лечебное средство, он видел активизацию студенческих организаций, способных оздоровить ситуацию. «Легион Молодых должен защищать не евреев, а собственные университеты, чтоб авантюристы не выламывали двери и окна Almae Matris» – так он записал.
Первый мученик
Студенческие беспорядки из Варшавы перенеслись в другие города. Чеслав Милош, обучавшийся в Вильно на Юридическом Факультете Университета Стефана Батори в субботу 7 ноября услышал, как студенты медицины планируют сделать что-то, чтоб поддержать коллег в столице. Предлогом к бунту послужила проблема «еврейских трупов». На Медицинском Факультете Университета подсчитали, что в анатомическое отделение в течение года доставили 30 тел христиан и только «два трупа моисеевого вероисповедания», то есть немногим более 6 % изучаемых в анатомическом отделении, в то время как среди студентов насчитывалось 33% евреев.
В понедельник 9 ноября студенты I и II курсов медицины собрались под анатомическим отделением университета, после чего делегировали своих представителей к проф. Михалу Райхеру с вопросом, являются ли трупы новорожденных, с которыми занимаются их коллеги моисеевого вероисповедания, еврейскими? Профессор отказался отвечать. Тогда студенты объявили, что не впустят в анатомическое отделение ни одного еврея. Но те также собрались возле здания, по другой стороне полицейского кордона. Наконец обе группы двинулись в сторону главного здания университета. Поляки скандировали: «Еврейских студентов вон!», евреи отвечали: «Прочь польское хамство!». Потом колонны рассеялись, и их участники начали охоту. «Схема нападений была всегда одинаковой, на одного или двух лиц нападали большей группой. В драке использовали кроме голых рук также инструменты, с деревянной тростью во главе, и все равно были ли нападающие христианами или евреями. Сколько точно было жертв в первый день беспорядков, трудно сказать» — писал Александр Сребраковский в работе «Дело Вацлавского».
Наиболее известной жертвой беспорядков, которые продолжались несколько дней, стал 21-летний студент I курса права Станислав Вацлавский. Во вторник пополудни 10 ноября он, как и много его коллег забрасывал евреев камнями на улицах Вильно, а те отвечали тем же. «Вацлавский получил камнем в левый висок в тот момент, когда выглянул из-за забора на углу улиц Словацкого и Шептицкого» — описывает Сребраковский. Коллеги осмотрели раненного и посадили его в карету, чтоб отвести в больницу. «Проехав небольшой отрезок пути (приблизительно 400 метров), на углу улиц Жавальной и Троцкой карета была атакована толпою евреев (несколько десятков лиц). Посыпались камни, один из которых попал в Вацлавского, на этот раз в правый висок». Один из пассажиров, Леокадий Вышомирский, отогнал атакующих выстрелами из револьвера, но второго попадания камнем Вацлавский уже не пережил. Всепольская Молодежь получила первого мученика.
Ноябрьское восстание студентов было одним из самых больших педагогических успехов Романа Дмовского. Почти 10 лет назад, в марте 1922 г., идейный руководитель Народного Движения инициировал создание Всепольской Молодежи. Во главе организации стал назначенный Дмовским комиссар, а в отдельных регионах страны появились законспирированные ячейки, за которыми наблюдали действующие официально круги Всепольской Молодежи. Чтоб подобраться к самым молодым – хотя деятельность политических организаций на территории средних школ была запрещена – была создана Народная Гимназиальная Организация, т.н. «Нога». Занималась она пропагандой основных идей народников и вербовкой будущих членов Всепольской Молодежи.
Лозунгом, которым легче всего было привлечь представителей входящего во взрослую жизнь поколения, оказался антисемитизм. Все высшие школы в бедной II Речи Посполитой могли предложить только около 48 тысяч студенческих мест. Окончание университета или политехники означало моментальное вхождение в элиту и обычно гарантировало хорошо оплачиваемую работу. В конце 20-тых годов приблизительно 18 % всех студентов составляли лица моисеевого вероисповедания (в Университете Яна Казимира во Львове даже 31 %). На наиболее популярных направлениях, т.е. – юридическом, медицинском и журналистском, уровень достигал 30–40 % меньшинства, каким было его процентное участие в населении страны. Сохранение этого правила означало бы для евреев только около 10% мест.
С 1926 г. в Польше последнее слово принадлежало Юзефу Пилсудскому, который не желал поощрять правовую дискриминацию граждан из-за их происхождения. Но многое изменилось во время Великой Депрессии, когда вдруг оказалось, что для молодых людей нет никаких перспектив на родине, и молниеносно начало нарастать социальное напряжение. Простой рецепт – удаление всех евреев из высших школ, чтобы таким образом создать места для поляков – оказался наиболее притягательным. Благодаря нему Народное Движение, которое тогда действовало под вывеской Лагерь Великой Польши, приобретало симпатию среди всё большего числа молодых людей. Побочным эффектом стало то, что осенью 1931 г. молодежь взяла дела в свои руки и пробовала воплощать национально-демократические идеи в жизнь. Однако правящим мысль, чтобы поддаться радикальным требованиям, еще не приходила в голову. Жонголлович записал: «Сопротивление нужно давить насильственными средствами, борьба будет продолжаться, по меньшей мере, год, до тех пор как займу территорию, ценою, быть может, многократного закрытия университетов и изгнания 1000–2000 студентов».
Так и происходило, хотя драки между народниками и евреями, которых поддерживали социалисты и коммунисты, стали неотъемлемой частью студенческой жизни. Правительство подготовило новый закон, который ограничивал самостоятельность высших школ, подвергая их с 1933 г. контролю правительства. Не жалели также средств для лояльных властям молодежных организаций, во главе с Легионом Молодых. Всякие демонстрации или забастовки Всепольской Молодежи подавляли силой. Довели также до раскола в Всепольской Молодежи, и часть активистов создала более лояльный Союз Молодых Народников. Шло к тому, что национал-демократы в политических играх со сторонниками Пилсудского в очередной раз понесли поражение. Однако новое поколение уже имело собственных лидеров и амбициозные цели.
Дух новой эпохи
«Не избирательный бюллетень, а револьверная пуля» — заявил 14 апреля 1934 г. на страницах народнической газеты «Sztafeta» Ян Мосдорф. Лидер Всепольской Молодежи, которому еще не было тридцати, бросил вызов старым предводителям, приводя им в пример итальянских фашистов. В этот день молодые создали Национально-Радикальный Лагерь (ONR). Два месяца спустя украинские националисты убили министра внутренних дел Бронислава Перацкого, что дало правительству повод расправиться с радикалами. Без приговора суда лидеров ONR поместили в лагере интернированных в Березе Картузской. Нахождение там оказалось, однако весьма плодотворным, поскольку кроме битья и унижений заключенным предоставили возможность чтения. Надзиратель Березы, полесский воевода Вацлав Костек-Бернацкий решил, что заключенным можно читать только сборник сочинений Юзефа Пилсудского. 20-летний студент права Болеслав Пясецкий читал их сначала для того, чтоб убить время, а потом с нарастающим восхищением. «Мы прочитали конспиративные тексты периода Польской Социалистической Партии, работы о польско-большевистской войне, о теории руководства, критику гипертрофированной демократии – «сеймократии» — как назвал это Пилсудский, и брошюру «Бибула». Мы были очарованы» — вспоминал года спустя коллега Пясецкого из ONR Владимир Шнарбаховский.
Спустя три месяца они вышли на свободу, получив образование на произведениях высшего класса специалиста по подрывной деятельности. И ведение такой деятельности становилось все более легким. «Глядя на все группировки от правых до левых, мы должны согласиться, что кроме одной единственной консервативной «Державной Мысли» нет группировки среди молодежи, которые бы одобряли существующий социально-экономический строй» — предостерегал читателей в номере от 24 июня 1934 г. «Иллюстрированный Ежедневный Курьер». Продолжающийся кризис приводил к тому, что молодые отрицали либеральные ценности, отбрасывали демократию и классический капитализм. За то все больше их привлекал тоталитаризм: фашистский или коммунистический.
Болеслав Пясецкий хорошо чувствовал дух новой эпохи. Из-за него в конце 1934 г. ONR (Национально-Радикальный Лагерь) распался на ONR-Фалангу, в которую вошла наиболее радикальная молодежь, и более умеренную ONR-ABC. Это казалось иронией судьбы, но фалангисты Пясецкого, создавая боевые группы, брали пример с созданной некогда Пилсудским Боевой Организации Польской Социалистической Партии. Причем, своей главной территорией для действий они избрали университеты, начав осенью 1935 г. наступление под лозунгом создания университетских гетто, а потом изгнания из университетов всех евреев.
«В субботу 9.11. на территорию Политехники (Варшавской) нахлынули боевики ONR из других университетов – информировал читателей «Przekrój Tygodnia» в ноябре 1935 г. – С противной стороны организовалась группа левых студентов Политехники. Народники, желающие изгнать евреев из аудиторий, встретили сильное сопротивление». Дерущихся студентов разделила университетская охрана. Вскоре подобные сцены разыгрались на территории Главной Торговой Школы и Главной Школы Сельского Хозяйства, после чего перенеслись на улицы Варшавы, Кракова, Львова и Вильно. Согласно отчетам Министерства Внутренних Дел, которые поместил в книге «Кровь и честь. Боевая деятельность ONR в Варшаве в 1934–1939 годах»» Милош Сосновский, ONR-овцы: «избивали, выбивали окна, обливали едкими и зловонными субстанциями людей и товары в магазинах, бросали петарды и бомбы в еврейские жилища, магазины и дома молитвы».
Полиция реагировала с опозданием, в отличие от социалистов и еврейских организаций. Стефан Арский вспоминал случай, когда ONR решили прогнать евреев с Аллей Уяздовских: «Мы, социалисты договорились тогда с доктором Ежи Михаловским, основателем спортивного клуба «Skra», который прислал нам парней из боксерской секции. Ну и мы пошли». Противников узнали по мечам Храброго и лезвиях вколотых в лацканы пиджаков, и сразу начали быть фалангистам морды. На улицах Варшавы начались регулярные баталии. Левые приходили вооруженные палками и кирпичами, правая молодежь предпочитала трости, кастеты и оправленные деревом лезвия.
Союз Молодой Польши
Весной 1936 г. наступление народников усилилось. Регулярные столкновения в Варшавском Университете, недавно переименованном в Университет Юзефа Пилсудского, начались 4 марта. «В этот день в холле университета бросили пробирки со слезоточивым газом и зловонные бомбы, что произвело панику и бегство собравшейся там молодежи» — описывает Милош Сосновский. В клубах газа боевики ONR били тростями студентов похожих на евреев. Потом избивали уже регулярно всех противников во всех университетах страны.
Конечно, левые и евреи также пробовали бороться за университеты и души молодого поколения, но шаг за шагом проигрывали борьбу. Подобно, как и все более деморализованное после смерти Пилсудского правительство. Народники захватили власть практически во всех студенческих организациях. Сопротивление оказывал Легион Молодых (сторонники Пилсудского), но даже государственные дотации и поддержка администрации не гарантировала ему успех. По мнению известного довоенного социолога проф. Людвика Кшивицкого, самой большой силой ONR-овцев оказалась идейность. «Они противостояли Легиону, не заботясь о последствиях для себя» — диагностировал он.
Символом идейного поражения правительства мог бы быть момент, когда в ONR вступил даже сын полесского воеводы Лешек Костек-Бернацкий. Хотя полиция и смогла в ноябре 1936 г. отбить из рук молодых народников оккупированное здание Большой Аудитории Варшавского Университета, однако руководящие элиты начали размышлять о том, что стоит склонить идейных на свою сторону, частично приняв их лозунги. Это пошло очень быстро. Еще в январе 1937 г. министр вероисповеданий и народного просвещения Войцех Свентославский дважды в сейме уверял, что не допустит согласия министерства на создание университетских гетто. Тем временем, в июне того же года, после тайных переговоров с фалангистами, был создан под патронатом полковника Адама Коца Союз Молодой Польши, в котором доминировали ONR-овцы. Во главе Союза, как заместитель полковника Коца, стал Ежи Рутковский, близкий соратник Пясецкого. Кроме того, Болеслав Пясецкий, покровительствующий сближению с правительством, написал для Рутковского первую речь.
В ответ на компромисс, правительство позволило воплотить в жизнь несколько идей, которые не дорого ему стоили. 24 сентября 1937 г. министр Свентославский дал ректорам согласие на то, чтоб во избежание конфликтов они могли вводить т.н. порядковые распоряжения. Что означало de facto разрешение на создание университетских гетто. Видя неожиданное изменение политического курса, ректоры поспешно использовали такую возможность. В конце концов, это не казалось такой уж высокой ценой за воцарение спокойствия.
