COP29Унылое серое небо, тусклый рассвет. То ли снег, то ли морось… В страшную ночь с 19 на 20 января 1990-го года жизнь раскололась на две части – на прошлое, в котором были они, и на будущее, в котором остались мы. А они… Они ушли в Вечность, чтобы стать частью великой истории независимого Азербайджана, стать ее титульным листом, на котором красным по черному написано, каким страшным путем далась нашей стране эта независимость.
В этом году мы публикуем воспоминания творческих и общественных деятелей.
Фаик Агаев, народный артист Азербайджана:
Мне было 18 лет, и я все прекрасно помню. Дом наш находился рядом Сальянских казарм. Я был там со старшим братом. В воздухе витала угроза, что войска введут в город, но нам не верилось, конечно же, что свои же, на тот момент советские еще люди начнут стрелять в советский на тот момент народ. Естественно, что в толпе было много провокаторов и подстрекателей, которые распространяли слухи о том, что вот-вот прибудут иранские сарбазы, турецкие аксеры, и что в танки и военных надо швырять палками и камнями. Через год эти провокаторы вошли во власть и сели на очень высокие посты. А на тот момент они просто испарились – ровно за полчаса до того, как войска уже начали свое кровавое шествие.
Началась стрельба, люди побежали, в том числе и мы с братом… Это было очень страшно, ибо наше поколение не ведало, что такое война. Утром в наше окно уже смотрело дуло пушки танка…. Мы с отцом пошли за хлебом. Мы спускались по улице мимо Сальянских казарм по направлению к кинотеатру Хазар, больнице Каспара и магазину Олимп. И мы увидели передавленную танком машину скорой помощи, много крови на асфальте… Пошел снег, и потому следы этого преступления, это страшного зверства, случившегося в ночь на 20-е января невозможно было разглядеть полностью. Во всех домах, мимо которых мы проходили, были выбиты стекла, стены были испещерены пулями.
Потом были похороны…. Ходили слухи о том, что убитых было гораздо больше, и что часть трупов была сброшена в Каспий. Мне очень трудно говорить об этом сейчас, даже по прошествии стольких лет. Страшная трагедия оживает в памяти. Встает перед глазами, словно все это было только вчера…
Чингиз Султансой, независимый журналист:
— Ныне это здание Администрации президента, а тогда в этом здании было ЦКП АР. Около этого здания митинговало на тот момент несколько тысяч человек. Ведущие митинга были Панах Гусейнов, Рагим Газиев, Этибар Мамедов. И Неймат Панахов объявил это место Постом №1. Я хорошо помню, как лидеры призывали народ стоять до конца, что решается исторический вопрос нашей независимости, вопрос будущего Азербайджана, будущего наших детей. И обещали стоять с нами вместе.
Было понятно, что советская техника, которая двигалась в город, должна была войти с разных сторон. И вот тогда Панахов объявил, что нужны будут подкрепления . В те годы не было мобильной связи, приходилось пользоваться городскими телефонами, и для того, чтобы держать в курсе своих родных и близких, я наменял большое количество 2-копеечных монет.
Вечером 19-го, плотно поужинав, надев для тепла два свитера под свое пальто и положив в сумку большой кухонный нож и свой советский паспорт, — на всякий случай, — я пошел на митинг. Паспорт я взял для того, чтобы предъявить советским солдатам в доказательство того, что я не исламский экстремист из Ирана или Афганистана. А нож мог мне пригодиться, чтобы подороже продать свою жизнь, если меня будут убивать, невзирая на паспорт.
В ту ночь я был на митинге перед зданием ЦК партии, нынешним зданием администрации президента. Там баррикад не строили, просто митинговало несколько тысяч человек. Это место было объявлено Панаховым постом №1, отсюда должны были идти подкрепления на другие посты и заграждения. Отсюда я и съездил той ночью по поручению руководителей митинга, на посты около Волчьих ворот и Сальянских казарм и вернулся обратно, выполнив поручения. В лидеры и начальники я не лез, а то сам бы отдавал приказы, но не считал себя вправе, как человек мыслящий и ответственный. Только видимо, недостаточно мыслящий, так как не слышал Ису Гамбара, Зардушта Ализаде и своего друга Хикмета Гаджизаде, которые говорили, что не надо слушать этих лидеров и стоять на улицах. Около полпервого или часу ночи, не помню точно, позвонил из таксофона брату, — мобильных тогда не было, — а двухкопеечные у меня были заготовлены. Брат жил в высоком месте с отличным обзором на проспект Ленина, который ныне называется Азадлыг, и сказал — уходи, не стой там! Он обрадовался, когда я позвонил и уговаривал меня по телефону «Уходи, беги немедленно! Из окна видны линии трассирующих пуль. Стреляют по всему городу, куда попало! Повсюду огненные линии. Видно, как движется бронетехника. Уходи, спасайся! Это смерть! Смерть!».
Я выслушал его очень внимательно. Перед зданием ЦК пока было все тихо, но мне стало страшно. Заколотилось сердце, задрожали руки. Мне захотелось не просто уйти, а убежать. Но уйти я не мог. Я же пришел стоять насмерть. Пришел, чтобы изменить нашу жизнь, добиться независимости для своей страны. Я видел, как стояли люди, покуривали, беспечно переговаривались, шутили, двое молодых парней боролись, чтобы согреться, кто-то смачно сплюнул. Они еще не знали того, что знал я. Но они тоже пришли умирать, если понадобится, за национальную честь и гордость, за свой Азербайджан.
Потом уже все узнали, что творили советские войска. Солдаты Советской армии стреляли по гражданам своей страны — СССР, как по волкам, или чайкам, или кроликам.
Около 8 утра к зданию ЦК, к сильно поредевшим митингующим подъехала бронетехника. Бронетранспортер приблизился урча и остановился около филармонии. Хорошо помню этот момент. Но огонь открывать или людей гусеницами давить солдаты не стали. Около полдесятого я ушел домой, мне страшно хотелось есть и спать — нервная реакция. Только проснувшись во второй половине дня, я узнал о масштабах трагедии, которую сотворили над безоружными людьми. У нас даже «коктейлей Молотова» не было…
С тех пор я понял многое. По-другому стал относиться к безответственным людям, которые лезут в лидеры, а главное, к советской власти, серпасто-молоткастому паспорту и с сожалением смотрю на тех, кто тоскует или мечтает о советских временах. Через несколько лет стал отмечать 20 января как второй день своего рождения. Мне почти не совестно перед погибшими. Я не бежал с поля боя. Просто мне повезло. Может, потому, что меня так ждали дома мама и жена? «Как я выжил, будем знать только мы с тобой, Просто ты умела ждать, как никто другой…» написал Константин Симонов в своем знаменитом стихотворении «Жди меня, и я вернусь» времен Второй мировой войны.
Эльхан Шахиноглу, политический эксперт
В то время я был студентом механико-математического факультета Бакинского Государственного Университета. Мои студенческие годы оказались бурными, СССР рушился на глазах, начались народные движения по всему периметру, страны восточной Европы и Балтики становились свободными от Москвы. Я вошел в эту стихию и стал активным членом студенческого движения и даже издавал стенгазету на нашем факультете. 20 января я вместе с другими студентами находился перед метростанцией «Элмлер Академиясы». В этот день я понял, что это только пар народного гнева, за ней последует более серьезные процессы. СССР после 20 января просуществовал только лишь полтора года. 20 января я понял и другое. Нельзя все время действовать под эмоциями, это мне стало уроком и после 20 января, когда манипуляция массами приводили к всеобщей анархии и вседозволенности, а противник, используя удобный момент, захватывал наши земли.
Ильгар Велизаде, политолог:
— 20 января я собирался пойти на сдачу своего первого экзамена в Бакинском, тогда еще Азербайджанском Государственном Университете имени С.М. Кирова.
Мы живем неподалеку от тех мест, где разворачивались драматические события того времени и я практически стал перед вопросом выбора — выходить на улицу или нет. Помню, решившись все- таки выйти из дому я столкнулся с военнослужащими, дежурившими неподалеку. Это были молодые призывники-срочники, которые поинтересовались у меня куда я направляюсь.
После нескольких минут разговора выяснилось — телевизор и радио тогда не работали и я не знал о том что происходит в городе, что общественные здания в городе находятся под усиленным контролем, и проход к ним сильно ограничен. Солдаты рекомендовали мне пока посидеть дома.
Уже дома я услышал окрики военных, предупреждающих прохожих, придерживаться одной стороны движения. Сгорая от нетерпения посмотреть, что все-таки происходит, я подумал, что надо бы выйти на балкон.
Темнело. Собираясь открыть дверь, я к своему ужасу увидел, как две трассирующие пули в мгновение ока пронеслись мимо. После этого случая, я решился выйти на улицу лишь утром следующего дня и то в ближайший магазин. После от знакомых и соседей я узнал, какая трагедия произошла накануне. А спустя неделю, когда возобновились занятия, я узнал, что всем студентам преподаватель поставил оценку 4. И лишь тем, кто все- таки добрался до университета, он поставил пятерку. Без экзаменов.
Яна Мадатова, Эмиль Мустафаев
