COP29Европейский Союз и Азербайджан выбирают новую двухстороннюю модель сотрудничества в рамках программы «Восточного партнерства» под кодовым названием «стратегической модернизации». В ходе визита в Азербайджан 14 июня глава Еврокомиссии Жозе Мануэл Баррозу сказал, что в ближайшие месяцы стороны подпишут Соглашение о партнерстве в стратегической модернизации.
Таким образом, правительство Азербайджана, которое торпедировало многие положения Восточного партнерства, в частности в области демократизации, прав человека и свобод, навязывает ЕС не оправдавшуюся себя «медведевскую модель» модернизации России.
Впервые Дмитрий Медведев объявил о российской модернизации, не упоминая этого термина, в 2008 году после вступления на пост президента России. Его новая стратегия предполагала тогда, как политические, так и экономические аспекты реформирования России, включая развитие институтов гражданского общества и создания условий для деятельности внесистемной оппозиции.
Выступая перед Федеральным Собранием в ноябре 2008 года, Медведев сформулировал основные тезисы политической модернизации, большинство из которых сводилось к реформированию избирательного законодательства. Уже в декабре 2009 года он впервые упомянул слово модернизация, но уже в технологическом понимании. Однако к концу своего правления в 2012 году программа практически девальвировалась и окончательно была свернута его шефом Владимиром Путиным.
Эта идея оперативно была скопирована Рамизом Мехтиевым, главой администрации президента Азербайджана в июне 2008 года, когда еще программа разрабатывалась в кремлевских кабинетах. Мехтиев удивил общество содержанием статьи «Повестка дня остаётся неизменной — курс на модернизацию». Она являлась продолжением других трудов главного идеолога режима, которые сводились к необходимости повышения уровня сознания, культуры образования, якобы, не готовой к преобразованиям, в отличие от элиты, значительной части азербайджанского общества.
Рамиз Мехтиев априори навязывал и в реальности смог навязать всем версию будущего с «отложенной демократией», подменив его «курсом на модернизацию». Мехтиева интересовало не столько осуществление в Азербайджане подлинной модернизации, сколько оправдание необходимости отказа от форсирования демократии, откладываемой на неопределенный срок.
Глава президентской администрации, отчетливо представляя затяжной характер «игры в модернизацию» последовательно зачищает современное неомонархическое пространство от опасных для режима политических приоритетов.
Показательно, что в мехтиевской концепции модернизации ничего не говорилось о борьбе с коррупцией и монополизмом в Азербайджане, что свидетельствовало о том, что правящая элита Азербайджана видит весьма оригинальную «национальную модель модернизации» в рамках тотально коррумпированной системы власти.
Если проследить путь, проделанный Азербайджаном после выхода в свет статьи Мехтиева, то можно предположить, что Алиев предложил Баррозу все же медведевский план модернизации, который имел 10 направлений, очищенных к концу его президентства от политических задач:
1. Приватизация крупных госактивов,
2. Совместное с иностранцами создание суверенного фонда инвестиций,
3. Развитие финансового сектора,
4. Вступление России во Всемирную торговую организацию (ВТО),
5. Создание в рамках «промышленного парка» возможностей для инноваций,
предпринимательства и венчурных инвестиций,
6. Энергетический сектор как основа инноваций,
7. Стремление к трансферту технологий,
8. Развертывание широкополосного доступа к интернету по всей стране,
9. Комбинация личных условий успеха граждан (Человеческий капитал),
10. Масштабные инфраструктурные, в том числе спортивные, проекты.
Часть из этих задач применительно к Азербайджану уже работает, часть в стадии разработки. Эфемерная игра в модернизацию, которая проповедовалась до сих пор без участия ЕС, уже стала для власти важным аргументом для блокирования демократических процессов и прессинга Запада. И такая ситуация полностью отвечает стратегии Алиева, личные интересы которого уже давно сплелись с интересами государства и выросли до такого уровня, когда он может позволить себе по-королевски заявить: «Государство — это Я».
Но надо заметить, что Азербайджан в XXI веке предельно нагружен разнообразными серьезными проблемами, многие из которых требуют принятия приоритетных политических решений, не очень отвечающих олигархическим и авторитарным интересам коррумпированной правящей элиты (особенно в условиях перманентного фактора нефти и потока нефтедолларов).
Сможет ли ЕС в рамках Соглашения о партнерстве в стратегической модернизации решить эти проблемы большой вопрос. С учетом опыта сотрудничества ЕС-Азербайджан напрашивается резонный вывод: если модернизация свершится, то, скорее всего, чисто по-азербайджански — на уровне имитации борьбы с коррупцией и монополизмом.
Аналитическая служба Туран
