«Обиженные судьбой»

«Обиженные судьбой»

«Обиженные судьбой»
Так назвали чекисты тайную группу бакинских оппозиционеров 

В ненаписанной истории рабочего сопротивления тоталитаризму в Азербайджане есть уже полузабытая страница, связанная с группой т.н. «Бакинской Рабочей Оппозиции» 1924-25 гг.

…11 августа 1924 г. некий бдительный гражданин зашел в 8-е районное управление милиции Баку и сообщил, что на углу Балаханской и Станиславской улиц стоят трое граждан, «крепко выпившие», и матерно ругаются. Работяги, среди которых выделялся 50-летний монтер «Азнефти» Дмитрий Колосов, крыли партию, сокрушались, что «нас обошли» и обещали, что «завтра мы вам еще покажем». Бузотеров привели в милицию, пристыдили, составили протокол и подшили его в дело.

Только вот само дело было не совсем обычным. Раз на улице ругали коммунистическую партию, пусть даже пьяные, дело обретало политическую окраску. Старыми революционерами-подпольщиками заинтересовалась грозная Азербайджанская Чрезвычайная Комиссия по борьбе с контрреволюцией, шпионажем, бандитизмом и преступлением по должности (АзЧК). Как сейчас уже известно, ее агент сообщил еще 2 августа, что в Ленинском районе Баку существует некая нелегальная организация с участием старых членов партии, которая подбирает «надежных людей» для борьбы «против разных несправедливостей». Организация якобы действовала в масштабе всего Закавказья и поддерживала связь с Обществом старых политкаторжан. Существенным было, что подпольщики распространяли дискуссионные материалы т.н. «Рабочей оппозиции», которая была официально запрещена в 1921-22 гг.

Эта группа, образовавшаяся в партии большевиков в период дискуссии о роли профсоюзов в 1920-21 гг., противостояла точке зрения лидера партии В.Ленина. Центральным требованием оппозиционеров была «рабочая демократия», которая понималась как передача функций управления экономикой от партии к профсоюзам, которые, по мнению лидеров «рабочей оппозиции», лучше выражали интересы производителей.

Идея поделиться властью с пролетариями и мелкими производителями, большая часть которых стояла вне коммунистической партии, вызвала резкую отповедь Ленина, отводившим профсоюзам роль лишь некой «школы хозяйствования». «Рабочая оппозиция», осужденная как «анархо-синдикалистский уклон», стала одной из первых групп, члены которой уже в начале 1920-х подверглись не только партийным взысканиям, но и полицейским репрессиям, до арестов включительно. В центре внимания спецслужб были не только московские лидеры «рабочей оппозиции» Александр Шляпников, Сергей Медведев, Александра Коллонтай, но и их сторонники в провинциях.

Созданной в начале 1920 г. Азербайджанской Коммунистической партии (большевиков) тоже не были чужды фракционные колебания. Однако взгляды «рабочей оппозиции» проявились здесь с трехлетним опозданием. Во время дискуссии 1923 г. о внутрипартийной демократии, некий молодой работник просвещения Валериан Барчук выступил с позиций «рабочей оппозиции» в крупнейшей бакинской партийной организации Азнефти и получил там некоторую поддержку.

Заинтересовавшийся этим успехом лидер группы А.Шляпников совершил в 1923 г. короткую поездку в Баку, привезя туда литературу. Барчук, в свою очередь, в январе 1924 г. отчитался перед москвичами о дискуссии в Баку. Вскоре В.Барчука отослали на работу в Москву, что было обычным для тогдашнего Азербайджана способом устранения неудобных лиц. Связь бакинских сторонников с ним поддерживалась нерегулярно и, в конце концов, прервалась.

Однако в Москве по служебной командировке побывал вышеупомянутый Колосов, который встретился с бывшими лидерами формально уже распущенной «рабочей оппозиции» А.Шляпниковым и С.Медведевым и получил от них литературу, разъясняющие их взгляды. Среди документов было рукописное «Письмо бакинскому товарищу Б.» за подписью С.Медведева, стенограмма выступления Шляпникова на партконференции Хамовнического района в Москве, предлагавшийся партийным организациям шаблон «Резолюции собрания членов партии» из 10 пунктов, а также дискуссионная статья в газете «Правда» за 18 января 1924 г.

Из конспиративных соображений, в своем письме Медведев называет Барчука «Б.», а Колосова – «Кобызевым».

Материалы, которые Колосов привез в Баку в начале июня 1924 г., сразу же начали по его инициативе обсуждаться в группе рабочих, которые назвали себя «Бакинской оппозицией» или «Бакинской Рабочей Оппозицией» (в обиходе просто «Группой»).

Она отличалась от московской одноименной группы прежде тем, что в нее изначально были включены не только члены компартии, но и беспартийные. Кроме того, по социальному происхождению все они были рабочими и крестьянами, с низшим, в лучшем случае – со средним образованием. Некоторые из беспартийных были исключены из компартии, другие никогда в нее и не входили, будучи в прошлом эсерами и меньшевиками, и были сторонниками выхода рабочих из АКП(б) и беспартийного состава заводских профсоюзных комитетов. Очевидно, что уже на уровне группы сторонники «рабочей оппозиции» пытались реализовать свои взгляды на «рабочую демократию».

Реальная численность «группы» в свое время не была установлена и до сих пор остается неизвестной. Известно, что Контрольная Комиссия АКП(б) официально вела следствие в отношении 21 члена партии и 4 беспартийных, в то время, как в частных разговорах партийный следователь проговорился о допросах в ЦКК примерно 60 человек. Кроме того, Колосов говорил в узком кругу о примерно 40 членах группы в рабочем Балаханском районе и о неких законспирированных группах в городских районах Баку, с которыми поддерживали связь всего несколько человек.

По моим подсчетам, в агентурных сообщениях и на допросах в ЦКК назывались как якобы причастные к деятельности группы 52 человека (в том числе 11 человек в «Азнефти», которые поддерживали «рабочую оппозицию» во время дискуссии 1923 г.). Большинство из них  к партийному следствию вообще не привлекались, а некоторые были реабилитированы, несмотря на имевшиеся показания против них. Как отметила ЦКК ВКП (б), «большинство привлеченных по этому делу товарищей только порознь знакомились с привезенными … материалами, и степень их участия в деле оформления группы «Рабочей оппозиции» не поддается выяснению».

Этому способствовала прежде всего применявшаяся конспирация. Так, решения принимались узким кругом людей, т.н. «Президиумом» группы, который был выбран еще на первом ее собрании в июне-июле 1924 г. и включал опытных конспираторов с подпольным стажем, а также бывших чекистов. Характерно, что наличие президиума и его состав стали известен агентам спецслужб лишь в марте 1925 г.

Председателем президиума был избран член партии с 1904 г., бывший эсер Дмитрий Колосов, который, по донесениям агентуры АзЧК, пользовался хорошим авторитетом среди рабочих, был политически развит и являлся хорошим организатором и конспиратором. Секретарем был избран Федор Теняев – другой бывший эсер, одно время служивший в АзЧК и исключенный оттуда и из АКП(б) за растрату. В президиум также вошли член партии с 1905 г. Иван Землянский, и члены партии с 1917 г. Василий Мордяхин и Роман Аксенов-Разин. Последний когда-то был сотрудником Особого Отдела XI Красной Армии, а затем начальником милиции 5-го района г.Баку.

Интересной фигурой была единственная женщина в «президиуме» – беспартийная Варвара Колосова. Она была членом партии в «горячие» 1917-1921 гг. и выбыла из партии механически, по болезни. При этом она не захотела восстанавливаться в партии, несмотря на совет руководителя ЦКК АКП(б) Вацека. По отзывам агентов АзЧК, Варвара «в политическом отношении знанием превышала» своего мужа Дмитрия и, похоже, обладала чутьем на ненадежных людей.

Уже при выборах этого узкого руководства, его члены обязались соблюдать групповую дисциплину. Так, при отходе от группы Землянского в январе 1925 г., другие члены президиума грозились, что «тот, кто нас выдаст, все равно не уйдет от наших рук… Если только он выдаст, то приду к нему на квартиру и с ним рассчитаюсь».

Исследователи деятельности «Бакинской Рабочей Оппозиции», прежде всего ЦКК ВКП(б) в 1926 г., пришли к выводу, что имела место «попытка организовать и оформить группу, но она не увенчалась успехом, вследствие объективных причин: идеологической и политической беспочвенности выдвигавшейся платформы и равнодушия к ней со стороны привлекавшихся рабочих… Ознакомление с … материалами ни в ком не вызвало серьезного желания составить группу, оформиться и работать… Собирались обвиняемые … в большинстве случаев или случайно для выпивки, или по знакомству или родству».

На мой взгляд, тем самым и следователи, и исследователи пошли на поводу у подброшенной оппозиционерами версии о несерьезности собраний, беспробудном пьянстве и политической неграмотности руководителей группы и т.п. В отличие от них, партийные следователи-докладчики по этому делу – Сластушинский и Камышев в своем заключении от 10 января 1926 г. отмахнулись от этой «наживки»: «Нужно вопрос ставить не с точки зрения того, как они собирались, где они собирались, по ночам или за чаем, за вином, – это обычный порядок нелегальных подпольных собраний».

Те из читателей, кто сам участвовал в полулегальном народном движении в Азербайджане в 1988-91 гг., помнит, что собрания тогдашней оппозиции тоже часто маскировались под дни рождения, встречи друзей и т.п. Протоколы таких собраний не велись, в прессе о них не сообщалось, ответственные решения принимались узким кругом людей, на которых были замкнуты внешние связи, контакты с единомышленниками в провинции. В отсутствии доступа к типографиям и множительной технике размножение программных документов часто велось на печатных машинках, эти документы передавались из рук в руки. Предполагаемых провокаторов держали на расстоянии и дезинформировали. Похожую картину мы видим и в деятельности группы «рабочей оппозиции 1924-25 гг.

Из сообщений агентов АзЧК и «раскаявшихся» членов группы видно, что во второй половине 1924 г. группа была занята подготовительной работой: размножением и распространением оппозиционных документов, их обсуждением и вербовкой новых членов. Более активная работа была запланирована на период после октября 1924 г.
ЦКК АКП(б) зафиксировала, как минимум, 4 собрания группы, которые трудно отнести к пьяным посиделкам.

Так, на первом собрании на квартире Колосова летом 1924 г. обсуждался весьма серьезный вопрос о «Рабочем правительстве» (лейбористском) в Англии. При этом члены группы отошли от принятого в СССР обвинении лейбористов в «измене рабочему классу» и заняли позицию, выраженную Медведевым в его «Письме товарищу Б.» В частности, Медведев призывал «решительно отбросить все попытки, помимо завоевания пролетарских массовых объединений Западной Европы, произвести социалистический переворот. Надо, наконец, решительно изменить те взаимоотношения с этими объединениями, которые сложились к настоящему моменту» (имелся в виду, прежде всего, Амстердамский интернационал профсоюзов). Критике Медведева подверглись такие «красные» международные объединения, как Коминтерн и Профинтерн, которые «фактически являются, вольно или невольно, орудием разобщения и российских рабочих масс и западноевропейских коммунистических масс от решающих масс всего пролетариата».

Примерно 22-23 июля 1924 г. на квартире Землянского обсуждался доклад Шляпникова на конференции Хамовнического района.

Затем 5 или 6 августа 1924 г. на квартире Теняева прошло обсуждение «писем из Москвы». Первое из писем – официально опубликованную статью в газете «Правда» решено было «читать в мастерских группами открыто и выявить мнение рабочих по содержанию письма». Второе письмо («Товарищу Б.») решили «читать только среди надежных вполне товарищей и при чтении с ними письма, необходимо выслушивать их мнение и внимательно запоминать все те поправки и дополнения, которые они будут вносить, и одновременно некоторых, более надежных, вербовать в группу».

8 августа 1924 г. на футбольной площадке поселка им.Шаумяна тайно обсуждались «письма из Москвы», были розданы их копии писем и обсуждалась посылка человека в Москву для связи с центром, для чего организован сбор средств. Была оглашена цель группы – «захватить командные высоты, начиная с низовых ячеек до верхушек и подготавливать атмосферу к 14 съезду». На этом же собрании подвыпившим Землянским в шутку или всерьез был поставлен вопрос о снабжении членов группы оружием.

Возможно, что были и ускользнувшие от внимания агентов спецслужб встречи на других квартирах. Во всяком случае, на каждом собраний агенты АзЧК отмечали новых незнакомых им людей – организация расширялась.

Во время выборов заводских комитетов профсоюзов (завкомов) группа вела кампанию за то, «чтобы больше проводить беспартийных, ибо лозунг самой партии – это больше беспартийных. Они говорили, что нехорошо сразу требовать беспартийного председателя Завкома, пусть будут партийные, но с тем, чтобы секретарь и рабочие члены Комитета были беспартийные».

После 2-3-месячного всплеска активности группы, в ней наступил явный спад. Но был ли он связан с отсутствием интереса у рабочих? Есть достаточно оснований считать, что тут сыграли свою роль совсем другие факторы, а именно, утечка информации о деятельности группы в АзЧК и партийные органы, которые в борьбе с внутрипартийной оппозицией действовали заодно.

Документы АзЧК свидетельствуют, что к довольно небольшой группе оппозиционеров спецслужбы приставили не менее 3-4 агентов.

 

Один из них, «Серебровский», писал свои донесения под копирку как в АзЧК, так и в ЦКК, и потому сейчас может быть твердо идентифицирован, как член группы, большевик с 1914 г. Никита Явкин.

Следует отметить, что терявшиеся в догадках оппозиционеры, первоначально заподозрившие было в предательстве Землянского, в конце концов пришли к уверенности, «что все это расшифровывает тов. Явкин». За ним проследил один из членов «группы», бывший чекист Теняев, который видел его входящим в здание Контрольной Комиссии. Теняев даже предложил «убрать» Явкина, но бывший эсер Колосов, хотя и провел знакомую ему параллель с Азефом, запретил это делать из опасения, что «дело может осложниться».

Вторым агентом АзЧК был некий «Морозов», действовавший через внедренного в группу бывшего эсера, члена компартии с 1919 г. Александра Камаева. Оппозиционеры изначально подозревали Камаева и держали его на дистанции. Окончательно же его роль вскрылась лишь осенью 1925 г., когда малограмотный рабочий вдруг представил в ЦКК детальные показания, написанные неприсущим ему «ажурным стилем», но не смог их обосновать при очной ставке. Указавший на это следователю член группы, старый подпольщик Иван Немешаев ехидно отметил, что за Камаевым явно стоит некий «доброжелатель».

О личности этого «доброжелателя» («Морозова») можно лишь гадать, как и о том, кем был другой агент АзЧК – «Морж». Но, судя по текстам их доносов, они были членами группы, вникали в дело, поддакивали руководителям… Фактически, такие действия копировали
практику провокаторов царской охранки.

В провокации подозревали и Афанасия Пронина, «который почему-то ни разу не являлся на собрания и беседы группы».

В целом, для спецслужб картина стала ясной уже к конце октября 1924 г., когда АзЧК послала в Контрольную Комиссию обширный меморандум о деятельности «группы». Дополнительно, Мирджафар Багиров лично передал главе КК АКП(б) копии обоих «писем из Москвы». Другое дело – партийные органы, которым хотелось полнее выявить инакомыслящих. Поэтому ответственный секретарь КК АКП(б) Горобченко попросил АзЧК продолжить агентурную разработку группы, которая продолжалась еще год, получив название «Обиженные судьбою» – вероятно, с намеком на недовольство старых большевиков-подпольщиков своим положением, о котором они говорили на собраниях и между собой.

Примерно тогда же, в октябре 1924 г. секретарь ЦК АКП(б)  Л.Мирзоян официально сообщил о деятельности «Бакинской Оппозиции» парторганам в Москву, где Медведеву показали его письмо и потребовали объяснений. Об этом членам группы стало известно «из Москвы от приехавшего специально по этому делу человека».

Вероятно, с этим же был связан приезд Барчука в Баку в октябре 1924 г. Барчук и от имени Медведева из Москвы «предложил пока никаких шагов не предпринимать, впредь до распоряжения Центра». В январе 1925 г. Колосов заявил в узком кругу, что от центра «есть директивы новых членов не принимать». В связи с провалом была отменена и планировавшаяся в марте и мае 1925 г. поездка кого-то из членов группы в Москву для получения директив.

Выждав несколько месяцев и убедившись, что группа узнала о провале и свернула деятельность, делу решили дать официальный ход. Для старта следствия 29 октября 1925 г. АзЧК посылает парторганам новый Меморандум по делу «Обиженных судьбою». Полученные оперативным путем от агентов АзЧК показания были легализованы КК АКП(б) путем подачи доносов от «прозревших» членов партии. Назначаются партийные следователи, рассылаются повестки, начинаются допросы.

В дальнейшем, доносчиков справедливо пожурят в ЦКК ВКП(б): «Т.т. Маневичу, Камаеву и Явкину указать на неправильное информирование ими парторганов об имевших место собраниях. Вместо того, чтобы тут же указать товарищам на антипартийный характер собраний и способа выявления интересовавших их вопросов, они переоценили серьезность этих собраний и увлеклись выявлением участников их».

На следствии руководители группы Колосов, Аксенов-Разин и др. отрицали свое участие в группе, сводили свое общение к пьянкам и бытовым разговорам. Рядовые члены группы в большинстве своем вели себя так же. Активными разоблачителями были лишь Маневич, Камаев, Явкин  и Пронин, которых в результате не подвергли наказанию.

12 января 1926 г. Пленум Партколлегии Контрольной Комиссии АКП(б) вынес постановление об исключении из партии Романа Аксенова-Разина,  Ивана Землянского, Дмитрия Колосова, Льва Сальмана. Кроме того, Ивану Гандюрину и Федору Матвееву было решено вынести строгий выговор с предупреждением; Василию Мордяхину и Иосифу Синегубову – выговор; Мееру Маневичу – предупреждение, Иосифу Углику – поставить на вид. Дело Ефима Малярова, выехавшего в Ташкент, было направлено в ЦКК ВКП(б).

Следствием КК не была доказана причастность к группе «рабочей оппозиции» таких лиц, как Сергей Беликов, Сергей Каюров, Иван Кукаев, Дмитрий Липанов, Яков Промышлянский, Александр Тюняев, которые были оправданы (реабилитированы).

КК АКП(б) также постановила сообщить в печати «об антипартийной, по существу контрреволюционной работе» причастных к группе беспартийных: Ивана Немешаева, Ивана Конышева, Варвары Колосовой, Федора Теняева.

По материалам этого дела в газете «Бакинский рабочий» от 8 февраля 1926 г. были опубликованы сообщение КК АКП(б) и передовица «Докатились». Кто-то из Баку сообщил об этом Шляпникову и Медведеву, которые потребовали объяснений от всесильного главы ЦКК ВКП(б) Е.Ярославского и секретаря ЦК ВКП(б) В.Молотова, которые оказались не в курсе дела. Оказалось, что партийные органы в Азербайджане не согласовали свои действия с Москвой, хотя дело прямо ее касалось.

Произошел скандал, прямым последствием которого была отмена большей части постановления КК АКП(б). В частности, Колосова и Разина восстановили в партии со строгим выговором с предупреждением; Землянскому, Синегубову, Мордяхину, Углику, Малярову и Пронину поставили на вид, Маневичу, Камаеву и Явкину указали на неправильное информирование ими парторганов об имевших место собраниях; Гандюрина, Матвеева и Сальмана – реабилитировали. Постановление партийного органа в отношении беспартийных Немешаева, Конышева, Колосовой и Теняева отменили, признав, что вообще не было оснований привлекать их к ответственности.

«Бакинское дело», как его окрестили в среде тогдашней «объединенной оппозиции», объявили «безуспешной попыткой» и замяли, оставив не выясненными многие вопросы. Например, не были допрошены многие свидетели, не прояснен вопрос о наличии второй (городской) группы, не найдена завезенная в 1923 г. Шляпниковым литература, не обнаружены незаконно хранившиеся Разиным и Теняевым винтовки и маузер, не выяснена в связи с «рабочей оппозицией» роль бакинского эсера И.Крестовского и т.д.

Вместе с тем, «Бакинское дело» имело свое продолжение, но уже в Москве. Как уже упоминалось, Л.Мирзоян переслал в Москву копию письма Медведева еще в октябре 1924 г., но тогда вопрос замяли. Однако после публикации в «Бакинском рабочем», в «Правде» тоже появилась направленная против Медведева статья «О правой опасности в партии» (10 июля 1926 г.). На пленуме ЦК 15 июля И.Сталин прошелся по «меньшевистскому» письму Медведева. 17 июля Медведева осудили и лидеры антисталинской «Объединенной оппозиции».

Назначенная ЦКК ВКП(б) комиссия 22 октября 1926 г. пришла к выводу о том, что именно письмо Медведева Барчуку побудило членов партии организовать в Баку группу «рабочей оппозиции», и предложила вынести Медведеву строгий выговор с предупреждением, а Шляпникову – строгий выговор. Однако 23 октября ЦКК исключила Медведева из партии, а Шляпникову вынесла строгий выговор. Это решение было отменено лишь после признания Медведевым и Шляпочниковым «ошибочными» письма в Баку и заявлений по «Бакинскому делу», осуждения ими использования фракционных методов борьбы и призыва распустить все фракции.

Как сложились судьбы героев этой истории? Медведев и Шляпников были расстреляны в сентябре 1937 г. Что касается их бакинских единомышленников, то о судьбе многих из них ничего не известно, хотя мало сомнения, что она завершилась так же трагически.

Есть отрывочные сведения, что в 1927 г. часть членов «Бакинской Рабочей Оппозиции» перешла на сторону троцкистов, которым они симпатизировали еще в 1923-24 гг. Так, реабилитированный по делу «рабочей оппозиции» в 1926 г. Сергей Беликов был исключен из партии в январе 1928 как троцкист и, скорей всего, тогда же выслан. Другой реабилитированный – Сергей Каюров в августе 1936 г. был арестован как троцкист и получил 5 лет лишения свободы, фактически отбыв 8 лет в Воркуте. Беспартийный Александр Назаров, который упоминался в доносах, но даже не допрашивался КК, тоже был арестован как троцкист в апреле 1936 г., осужден к 5 годам лишения свободы и умер в лагере.

Так что рабочие Баку вовсе не были ни горячими сторонниками большевиков, ни молчаливыми агнцами на заклание. Они сопротивлялись, как могли, и наш долг – очистить историю их борьбы от конъюнктурных наслоений.

Эльдар Зейналов.

Теги:
Из этой рубрики